Потому что в последний раз вот так же ласково Андрюшей жена его называла лет пять тому назад, когда Маргарита Петровна, удрученная художествами мужа, имела с ним решительный суровый разговор и даже помянула о разводе. Цыбиков в тот раз сильно испугался. Такого натерпелся страху, что потом не пил целых две недели.

И получалось, что придется признаваться. Андрей Петрович судорожно вздохнул и сказал обреченно:

– А денег нет.

– Не понял, – сказал президент.

– В банк забыл заехать? – дружелюбно осведомился Демин. – На выходные остался без налички?

– Нет, совсем нету, – пробормотал Цыбиков, понимая, что пропадает.

– «Бритиш Петролеум» последний контракт не проплатила? – понимающе сказал Демин. – Тридцать миллионов зависли где-то в банке на Багамах?

– Ну какой банк! – воскликнул Цыбиков, страдая. – Нету банка! Нету денег! Нету ничего!

– Обанкротился ты, что ли? – заподозрил неладное Илья.

– Ну, типа того, что да!

– Да ты что! – с сочувствием глянул Демин и поцокал языком.

– Не-е, мужик, так не пойдет! – сказал недобро президент, и уже понятно было, что вся почтительность в нем испарилась окончательно и дальше уже будет одна сплошная грубость.

– Да он заплатит! – поспешно сказал Демин. – Он же не то что там совсем банкрот. Не нищий, прямо скажем. По бизнесу трудности – такое с каждым может быть. А с личными накоплениями у него все в порядке. Шестьдесят соток земли на Канарах, еще шесть в Египте, потом еще в Барвихе опять же…

Услышав про Барвиху, торговцы пиццей несколько воодушевились.

– Двадцать тыщ баксов? Легко! – продолжал заливаться соловьем Илья. – Цена одной сотки барвихинской земли! Продал клочок земли – за пиццу расплатился!

Он явно был горд тем, как легко разрешил спор двух хозяйствующих субъектов. А Цыбиков страдал, не зная, как этим людям объяснить, что такое «нет денег». Вот у них «нет денег» – это значит, что из банка в банк не успели провести тридцать миллионов, и только завтра эти деньги поступят на счет. А в его жизни «нет денег» – это значит, что их действительно нет и не предвидится. Сейчас нет и потом не будет.

– Послушайте, – сказал Андрей Петрович. – Ну можно же ее куда-нибудь пристроить, пиццу эту! Вернуть, как будто ошибочка какая вышла!

– Как ты это себе представляешь? Мы все должны после работы сесть и салями из пиццы выковыривать? Яичные желтки обратно в скорлупу запихивать? Назад уж не вернешь! Так не бывает! Икру обратно в рыбу тоже не заталкивают! Правильно?

С этими словами президент бесцеремонно зацепил пальцами щепоть черной икры и отправил ее в рот.

– Правильно, – с убитым видом подтвердил Цыбиков. – Только денег вправду нет.

– Родной, со мной шутить не надо, – посоветовал президент. – Я сам шутник такой, что смех и слезы.

– Я не шучу.

– Квартира чья? – деловито осведомился президент.

– Какая квартира?

– Эта вот.

– Моя, – ответил Цыбиков.

– Приватизированная?

– Ага, – сказал Андрей Петрович, пребывая в расстроенных чувствах, что сильно мешало ему адекватно реагировать на происходящее.

– Будем продавать, родной, – сообщил мягко президент.

И только теперь Цыбиков понял наконец, к чему шло дело.

– Нет! – вскинулся он.

– Да! – ласково, но неумолимо сказал президент. – А ты как думал?

– Я против! – запаниковал Андрей Петрович.

– Через суд решим. А суд у нас сам знаешь какой.

– Знаю! – ужаснулся Цыбиков.

– То-то и оно.

– Я не позволю! – взвыл Андрей Петрович, представив, как он со всем своим семейством переселяется жить на дачу, поскольку квартиру его этим пиццеедам, конечно же, отпишут.

Он осознал наконец размеры катастрофы. А с пустяка ведь начиналось. Шепнул в горах – обрушилась лавина. Съел пиццу – квартирой расплатился. Красивой жизни захотелось? Знай, сверчок, свой шесток. Это джунгли. Чуть зазевался – тут тебя и съели. В последний раз жизнь била Цыбикова точно так наотмашь давным-давно, когда он поехал на рынок в Лужники за новыми ботинками и на подходе к рынку заинтересовался презабавнейшей игрой в наперстки, показавшейся ему столь немудреной, что он решил по-быстрому сыграть и заработать денег жене на сапоги. Приятно удивить хотел Маргариту Петровну. Ну и, конечно, удивил. Сумел он, в общем. Недели три ходил потом с фингалом. И даже участковый товарищ капитан Петренко не удержался и спросил в тот раз, где это Цыбиков так неудачно споткнулся.

– Участковый! – вскинулся Цыбиков, вспомнив.

И снова в его душе проснулась надежда. Участковый Петренко всегда был для Цыбикова зримым воплощением власти – строгой, но справедливой.

– Где участковый? – не понял президент.

– Щас будет! – все больше воодушевлялся Цыбиков. – Щас объяснит он, что к чему!

Он ухватился за соломинку и уже надеялся выплыть.

– Правильно! – неожиданно поддержал Цыбикова Демин. – Тут власть нужна! Как власть скажет – так и будет!

Илья нисколько не боялся того, что Петренко где-то напортачит, поскольку все было под контролем. Местный участковый как раз по долгу службы помогал обеспечивать нам съемку, и объяснить ему, что от него требовалось, – это пара пустяков.

– Давайте вашего мента, – не испугался президент. – Только я сразу предупреждаю – не поможет это.

– Посмотрим, – пробормотал Андрей Петрович, который был готов сражаться за квартиру до последнего.

Он позвонил в опорный пункт милиции. Там трубку тотчас сняли. Причем это оказался лично сам участковый товарищ Петренко. И едва только Цыбиков сбивчиво поведал о своих проблемах, как участковый тотчас изъявил готовность бросить все свои дела и по первому зову помчаться на помощь оказавшемуся в затруднительной ситуации гражданину. Волшебной нереальности происходящего пребывавший в расстроенных чувствах Цыбиков не оценил, и даже наоборот – все это показалось ему добрым предзнаменованием, и уверенность в благополучном исходе крепла в нем и согревала душу.

Петренко явился тотчас. Цыбиков с чувством пожал участковому руку, преданно заглядывая ему в глаза и едва ли не впервые стыдясь собственных поступков, из-за которых у них с товарищем Петренко случались прежние конфликты. Неоднократно пьяный Цыбиков бузил и сквернословил, чем доставлял множество хлопот товарищу участковому, а дорогой наш офицер Петренко обид не помнит, к Цыбикову он со всей душой и по первой просьбе прибыл.

– Что тут у вас? – спросил Петренко, по-милицейски строго хмуря брови.

Жаждавший справедливости Цыбиков все ему в подробностях рассказал. При этом пиццееды эти недоделанные присутствовали молча и не вякали, что наполняло восторгом душу Цыбикова. И хотя дело, как казалось Цыбикову, было ясное, все-таки товарищ участковый пожелал и противную сторону выслушать. Пиццееды все, конечно, извратили.