– Надеюсь, что нет, – стараясь быть спокойным, произнес Михась. – Отсекают.

– Тогда вперед! – воскликнул видавший виды отставной сержант Ее Величества флагманской морской пехоты.

Они вновь двинулись, ускоряя шаг. И действительно, за их спинами в одну линию с первым ядром шлепнулись сразу четыре снаряда, создавая непреодолимую огневую завесу между ними и неприятелем. Дальше крепостные орудия грохотали непрерывно, поднимая черные фонтаны земли, скрывшие Михася и его спутников от наблюдавших за ними королевских офицеров во главе с фон Гауфтом.

Командир английской роты витиевато выругался:

– Какого дьявола эти новички сунулись в русский огневой мешок? Им следовало повернуть назад возле первых же воронок!

– На то они и новички, – меланхолично пожал плечами фон Гауфт.

– Прикажете послать эскадрон на выручку? – на всякий случай спросил маркиза полковник фон Фаренсберг.

– Нет, уже поздно. Не стоит зря рисковать вашими людьми, полковник. – Маркиз опустил подзорную трубу и широким жестом указал одновременно на стену заградительного огня и на отряд казаков, выскакивающих под его прикрытием из городских ворот. – Ну, а эти незадачливые английские парни сами виноваты. Однако повоевать они не успели, и у русских особых претензий к ним быть не может. Да и никаких секретных сведений о нашем войске неприятель у них не выведает. Разве что расскажут в красках про поединок. Пойдемте, господа! Все кончено.

Маркиз повернулся и быстрым шагом правился к лагерю, едва сдерживая торжествующую улыбку. Его план пока работал без сбоев, как хорошо отлаженный искусным мастером точнейший механизм.

Среди казацких зипунов и шапок в первых рядах скачущего к ним отряда Михась, как и ожидал, увидел зеленые кафтаны и береты леших. Это был Разик с двумя бойцами.

Казачья лава растеклась на ходу, охватила дружинника и его спутников полумесяцем. Глядя прямо перед собой, на приближающихся леших, Михась не заметил, что справа и слева крайние фланговые всадники дружно взмахнули руками и сопровождавшие его англичане покатились по траве, захлестнутые поперек туловищ петлями арканов.

Разик на ходу соскочил с коня, вызвав одобрительные ухмылки казаков, кинулся к Михасю с распростертыми объятиями:

– Братец! Живой!!!

– Живой, живой, – радостно засмеялся Михась, перехватывая шкатулку под мышку одной рукой, а второй обнимая названного брата и командира. – Как видишь, я сам обратно пришел, да еще старых друзей привел…

Только тут дружинник заметил, что сержанты лежат на земле, а спешившиеся на полном скаку еще ловчее Разика казаки связывают их арканами.

– Отставить! – крикнул Михась казакам. – Это свои!

Сержантов тут же поставили на ноги, освободили от пут.

– Разрази меня гром! – воскликнул по-английски изумленный Разик, уставившись на явившихся его взору Мэрдока и Паркса.

– И мы также рады встрече с вами, капитан Ричард! – церемонно откозырял бравому сотнику дружины Лесного Стана сержант Паркс.

– А еще говорят, что Россия – большая страна! – подхватил Том с неизменным английским юмором. – А ведь мы с тобой, Джон, как оказалось, знакомы с каждым вторым ее жителем!

– Все, уходим! – прерывая светскую беседу, скомандовал Разик сопровождавшим его лешим и казакам. – Хотя ядер и пороху у нас много, не стоит попусту расходовать их на огневую завесу.

Трое леших подсадили Михася и сержантов на крупы своих коней, и отряд помчался к распахнувшимся перед ними городским воротам.

За воротами Пскова Том Мэрдок еще более укрепился в своем мнении, что он знаком с каждым вторым жителем России, поскольку им навстречу с распростертыми объятиями кинулись Желток и Олежа. После всех приветствий и радостных восклицаний лешие и их боевые товарищи нестройной колонной двинулись к месту дислокации дружины Лесного Стана, то есть к княжескому двору. Впереди двигались герои дня: Михась, прижимавший к груди шкатулку, и два отставных сержанта английской морской пехоты.

Когда возбуждение от нежданной встречи слегка поутихло, Разик, ехавший бок о бок с Михасем, наконец, спросил:

– Что за драгоценный трофей ты прихватил, вырываясь из плена, брат?

– Я дал слово передать эту шкатулку лично воеводе, – твердо произнес Михась. – Помоги мне попасть к нему как можно быстрее.

Разик пристально взглянул в лицо другу. Михась выглядел как-то странно и говорил будто бы чужим голосом.

«Наверное, контузия, – подумал Разик. – Ничего, скоро пройдет». А вслух произнес:

– Может быть, ты все же соблаговолишь объяснить своему непосредственному начальнику, что именно и зачем ты собираешься вручить воеводе?

– Нет, – первый раз в жизни нарушив субординацию, отрезал Михась. – Я все скажу только воеводе. Я дал слово.

Разик вновь озадаченно воззрился на друга. Они были неразлучны с самого детства, и Разик, разумеется, знал, что понятие чести было для Михася не пустым звуком, а сутью его прямой и цельной, как кусок гранита, натуры. И если уж Михась дал слово, то он умрет, но сдержит свое обещание.

Вообще-то Разик не видел ничего плохого в том, что Михась – вырвавшийся из вражеского плена герой – передаст воеводе какую-то там шкатулку. Конечно, следовало бы расспросить Михася более подробно и о поединке, в результате которого он завоевал себе свободу, и о самой шкатулке. Но Разик знал, что если Михась уперся, да еще в вопросах чести, то давить на него бесполезно. Эх, посоветоваться бы с Фролом! Но особник, как на грех, еще пять дней тому назад отбыл на озеро на свое очередное тайное мероприятие.

Сотник на всякий случай сделал слабую попытку увещевать друга и подчиненного:

– Ты же знаешь, что к воеводе просто так не допустят…

– А я не просто так! – перебил его Михась. – Я – по государственному делу. Ты ж меня знаешь!

– Да уж, знаю! – пробурчал Разик и отвернулся.

Они беспрепятственно миновали часовых у ворот княжеского двора.

– Давай хотя бы зайдем к нам в расположение, приведешь себя в порядок! – предложил Разик.

– Я в порядке! Прежде всего – дело! Проведи меня к воеводе! – упрямо возразил Михась.

– Ладно, будь по-твоему! – обреченно вздохнул Разик и скомандовал. – Желток! Веди бойцов и гостей в расположение. А мы с Михасем – на доклад к воеводе.

За полтора месяца боевых действий они вроде бы неплохо изучили это озеро и ходили по нему спокойно и уверенно, как и по десяткам других больших и малых озер, морей и рек. Но стихия в который раз жестоко и равнодушно посмеялась над человеком, вознамерившимся ее покорять. Шквал налетел внезапно. На безоблачном небе из ниоткуда появилась черная туча, за считанные минуты закрывшая горизонт. Ураганный ветер набросился на русский корабль, спешивший к псковскому берегу на всех парусах, подхватил его и принялся швырять, как щепку. Фрол выскочил на палубу из своей капитанской каюты, в которой он слушал подробный Катькин доклад о ее загранкомандировке, и, перекрывая рев урагана, скомандовал: «Спустить паруса!» Впрочем, вахтенные матросы – опытные мореходы из поморского Лесного стана, уже и сами пытались это сделать, не дожидаясь чьих-либо указаний. Но было поздно. Мачта переломилась в двух местах и рухнула за борт, увлекая за собой обрывки парусов. Корабль, лишенный руля и ветрил, беспомощно запрыгал на волнах, как легкая утлая щепка. Спасательную шлюпку сорвало с палубы, и она исчезла в свинцово-темной беснующейся пучине, слившейся с непроглядным мраком ночи. Гибель казалась неминуемой. И все же видавшему виды, не потерявшему хладнокровия экипажу удалось в последний миг направить корабль на прибрежное мелководье.