– Он меня посадит. Мы же вместе читали кодекс.

– Не посадит.

– У него в кабинете наверняка ведется видеозапись.

– Ну и что? Твой пистолетик – считай, муляж. С таким же успехом ты можешь идти с пластмассовой игрушкой своего ребенка. Это первое. Второе – ты оружием не размахивал, в рожу не совал. Разговаривал более или менее спокойно. И потом, одной видеозаписи мало. Должны быть свидетели. По закону – двое. А видео можно было сфабриковать еще в девяносто первом году, в мои времена...

– Пришли.

Иногда можно простить московским банкирам всю их жадность и снобизм только за то, что они умеют красиво облагородить свои резиденции. Покрасить фасад, накрыть нарядной крышей, подсветить разноцветно и ярко, закатать близлежащие тротуары опрятной плиточкой. Заплатить деньги специальным людям, чтобы те мгновенно убирали городской мусор: бумажные пакеты, окурки, бутылки и банки. За то, что способны отвоевать у хаоса и дикости хотя бы несколько квадратных метров пространства.

В другие моменты за то же самое банкиров презираешь. Почему только несколько метров? Почему не весь город? Почему не всю страну?

– Давай выкурим по сигарете, – предложил друг. – Психуешь?

– Ты психуешь больше.

– Дурак ты, – печально констатировал Юра. – Нет у тебя криминального мышления. Одно дело – когда у вас с Сережей Знаевым отношения должника и кредитора. Тут ты в проигрыше. Ты внизу, он наверху. Ты в говне, он в белом костюме. Другое дело – если ты его на хуй пошлешь. Пойдешь на принцип. До конца. Тогда отношения складываются полностью равноправные: ты враг ему, а он – тебе...

– Он мне никогда не простит.

– Да и черт с ним! – возопил друг. – Посмотри на его банк. Твой должок для него – копейки. Семечки. К тому же, как я понял, он уже на тебе заработал.

– Ты прав.

– Кстати, я с тобой не пойду.

– Я так и понял. И, кстати, это правильно. Говорить надо один в один...

– Слушай, тебя трясет.

– Холодно. К тому же я сегодня не опохмелился.

– Час назад в машине адвоката Сергеева ты глотнул коньяку.

Мне стало весело.

– Дружище, моя доза – полкило в день.

– Хочешь – можем зайти в магазин. Возьмем водки. Согреешься и успокоишься.

– Я в порядке...

Юра напоминал тренера, участливо бубнящего подопечному боксеру советы в перерыве между раундами.

– Думаю, тебе хватит пяти минут... Ты же не собираешься там лясы точить... Повторим еще раз?

– Хватит.

– Нет, – упрямо возразил друг. – Повторим. Вламываешься, достаешь пушку – и погнал сходу: ты чего, Сережа, все на свете перепутал? Или за кого-то другого меня принял? Ты что, решил последнее у меня забрать? А ты знаешь, как называются такие движения? А ты знаешь, как называется тот, кто такие движения совершает? Может, знал раньше, но забыл? Клянусь – я тебе память освежу в любое время! Мозги твои прочищу! А если не прочищу, то вышибу! Могу – прямо сейчас! Не веришь – давай проверим! Чего ты глазами сверкаешь? Злишься? Так ты на себя злись! Ты же сам меня на край поставил! Ты сам меня к черте подвел! Над кем ты решил поглумиться – надо мной? Отвечаю – у тебя не получится! Ни у кого не получалось – и у тебя не получится! А теперь – сядь на жопу ровно, тихо будь и слушай сюда: не дай Бог я в ближайшие полгода тебя в поле зрения увижу, или твой голос в трубе услышу, или запах твой рядом учую, или твоих псов! А через полгода – я сам тебя найду. Долг – остается за мной. Я его признаю. Но отдавать начну – когда дела налажу. И буду отдавать частями. Так, как удобно мне, а не тебе... Я все сказал. Теперь – ухожу. А ты думай, в кого ты превратился и правильно ли ведешь себя с людьми... Если по нормальному рассудить, надо бы серьезно спросить с тебя – за твои корявые жлобские ходы, за гнилые разговоры, за предъявы козлиные, за жадность, за то, что мусоров на меня навел и жену побеспокоил, – да только добрый я, и не стану с тебя спрашивать. А ты цени. И на полгода, повторяю, испарись с моего горизонта... – Юра перевел дух и улыбнулся. – Примерно так. На весь наезд – меньше двух минут. Еще пару минут – на дорогу туда, и столько же – обратно. Итого, повторяю, пять-шесть минут, не больше. Коротко объяснишь дураку, что он дурак, – и прощайся. Иди, брат.

– Постой. У меня телефон звонит.

– Не бери трубку! – выкрикнул Юра. – Плохая примета.

– Это сын.

– Ладно. Иди. Я буду ждать тебя здесь.

– Папа, – сказал ребенок. – Ты ничего не забыл?

– В смысле?

– Значит, уже забыл...

– Что именно?

– Как «что»? Мы же сегодня вечером идем в кино... Ты обещал...

Как всегда в такие моменты, раскаленный лемех стыда развалил мою душу на составные части. Действительно, было. Утром. Наобещал, идиот, с три короба. И велосипед, и поход в кино. А раз обещал – надо сделать. У нас с сыном только так. У меня всегда со всеми только так.

– Обещал – значит, пойдем.

– Когда ты вернешься домой?

– Вечером.

– А какой фильм будем смотреть?

– Сам выберешь.

– Я бы посмотрел ужасы.

– Ужасы – стало быть, ужасы.

– А ты? Что хочешь посмотреть ты?

– Слушай, мне сейчас немного неудобно разговаривать. Я перезвоню тебе минут через пять, и мы договоримся обо всех деталях. Мама с нами пойдет?

– Не знаю. Надо спросить.

– Предлагаю пойти втроем. Организуй это. Семейный культпоход по полной программе. А после – все вместе сходим в ресторан и как следует поужинаем.

– Точно! Я закажу себе чипсы и мороженое.

– А я – большой кусок жареного мяса.

– Наверное, и я тоже буду мясо.

– Тебе давно пора начать есть мясо. Ты же мужчина.

– Только мама, наверное, с нами не пойдет. Она допоздна работает.

– Жаль. Придется идти вдвоем. Без мамы.

– Тогда пока, папа. Удачи тебе. Жду тебя вечером.

– Я перезвоню, сынок...

Пока я говорил, Юра не сводил с меня внимательного взгляда, и едва телефон был выключен, он упер ладонь в мою грудь.

– Не ходи никуда.

– Это еще почему?

– Ты не готов. Я сам пойду. А ты – стой здесь. Думай об ужасах и мясе.

Прежде чем я успел что-нибудь возразить, он подмигнул мне, широко улыбнулся, кинул в рот новую пластинку жвачки и легко взбежал по ступеням.

Подступы к парадному входу банка наверняка контролировались видеокамерами. Поэтому не стоило рисковать и в очередной раз поправлять проваливающийся в трусы пистолет. Пришлось идти навстречу своей судьбе слегка сутулясь, придерживая зловещий механизм мышцами живота.