– Руки образованных и культурных людей, – твердо ответил Ираклий Андронович. – Только такие люди понимают, что деньги – это не право, а обязанность. Представляешь, что будет, если мои деньги окажутся в руках Виталика?

Я неопределенно пожала плечами. Что тут представлять? В руках таких Виталиков сейчас полстраны!

– Обидно, Маша, – пожаловался хозяин дома. Стукнул тростью по мыскам туфель и зло рассмеялся: – Уверен, этот придурок считает, что «Ночной дозор» – название фильма. В лучшем случае слышал, что есть такая книжка… Хотя нет, – оборвал он сам себя. – Не думаю, что Виталик умеет читать. Кстати! А ты видела этот фильм?

– «Ночной дозор»? Видела.

– И как тебе?

Я подумала и честно ответила:

– Мессир, мне больше нравится Рембрандт.

Цитата из «Мастера и Маргариты» вернула имениннику хорошее настроение. Он добродушно рассмеялся.

– Сто лет не был в кинотеатре. Говорят, они теперь оборудованы современными стереосистемами. Правда?

– Да ничего особенного! Только звук плывет, потому что стал в два раза громче. Выходишь оглохшая.

Ираклий Андронович был очень удивлен.

– Увеличили децибелы, и на этом все закончилось?

– Ну, еще в кресла вмонтировали подставки для стаканов.

Хозяин дома чуть не поперхнулся. Я засмеялась.

– Не пугайтесь. Для стаканов с колой и поп-корном. У нас теперь все, как в Америке. Жуешь поп-корн, запиваешь сладкой водичкой и краем глаза посматриваешь на экран.

– Какая гадость! – произнес Ираклий Андронович с отвращением. – Тебе нравится?

Я вздохнула и сказала, что мне эти новшества не нравятся.

Затем набралась храбрости, обвела рукой зал и спросила:

– Ираклий Андронович, а что будет со всем этим… потом?

Хозяин удивился, явно не понимая, о чем это я.

– Куда все это денется после… – Я проглотила комок в горле и договорила: – После вашей смерти? Только не обижайтесь! – поторопилась я, заметив сдвинувшиеся брови на лице собеседника. – Дай вам Бог абхазского долголетия, но все люди смертны. Вы думали, что будет с картинами?

Ираклий Андронович нахмурился.

– Не думал, – ответил он немного высокомерно. – Я как-то не представлял, что смогу с ними расстаться… Да что ты, Маша, лучше, чем здесь, им нигде не будет! В доме система постоянной поддержки микроклимата. Причем система самая мощная и современная, полностью автоматизированная. Не у каждого музея такая имеется. Ну, про вакуумные рамки я просто молчу. Сама понимаешь, во что мне это обходится. Если бы не вакуум, угольного наброска Веласкеса ты бы уже никогда не увидела, девочка моя. Сейчас я заказал еще несколько таких рамок для старых холстов. Если посчитать вместе с реставрацией, то все это стоит… – Ираклий Андронович взглянул на меня и деликатно замолчал. – Впрочем, не важно. К тому же в этом зале не бывает скотов, обливающих полотна скипидаром. Просто так, из желания покрасоваться.

Ираклий Андронович сделал паузу, очевидно, вспомнив вандала, чуть не уничтожившего «Данаю». Скрипнул зубами и сладострастно сказал:

– Мне бы его в руки, хоть на полчасика! Да я бы ногтями с него скальп содрал, с гниды!..

Сквозь маску культурного, образованного человека внезапно проглянул жестокий первобытный дикарь. Глаза сощурились, превратились в узкие доты, из которых прицельно сверкали темные оружейные дула. Верхняя губа оскалилась, обнажив белые хищные клыки. Рука сжала резную трость с такой силой, что пальцы побелели. Мне стало страшно.

Я дотронулась до его рукава и негромко позвала:

– Ираклий Андронович!

Лицо хозяина сразу обмякло. Дикарь сгинул. Передо мной снова стоял хорошо воспитанный, учтивый человек.

– Прости, Маша, – извинился он непринужденно. – Я всегда немного психую, когда представляю такие вещи.

Продолжать разговор было страшно, но я обвела взглядом бесценные картины, развешанные по стенам, и почерпнула в них необходимое мужество.

– А вы представьте! – сказала я. – Представьте, что вы умерли. И все это… – я обвела руками зал и смело закончила свою мысль, – лишилось вашей защиты. И пошло с молотка. Или нет! Все это купил разбогатевший Виталик! Ну и с чего он начнет? – Я подошла к стене, на которой висел градусник, совмещенный с барометром, стукнула рядом с ним кулаком. – «Это что такое? Ах, система микроклимата! Ну и на фиг она нужна? Чтоб старье не портилось? А сколько она стоит? Что-о-о?! Такие бабки, чтоб старье не портилось?! Да вы чё, в натуре, охренели? Да я на такие бабки лучше яхту прикуплю и с телкой оттянусь!»

– Замолчи! – закричал Ираклий Андронович, покраснев как рак.

– Не замолчу! – крикнула я в ответ. – Не нравится правда? Лучше сейчас ее скушайте, потом поздно будет! Любая шваль, наворовавшая денег, сможет купить любую вашу картину. Точнее, не вашу, вы их тоже украли, но не об этом речь. Что они будут делать с «Мадонной» Мурильо? До телки ей далеко! Правда, одна сиська наружу выставлена, но в «Плейбое» и погрудастей девки есть!

– Замолчи!

– Или, например, вот эта картонка, – продолжала я безжалостно, хватая вакуумную рамку с наброском Веласкеса. – «Кто такой? Кардинал? Какой кардинал, католический, что ли? Ну и на хрен православному человеку какой-то итальянский поп? Зачем за него такие бабки платить? На фиг эту рамку, я в нее лучше иконку вставлю… Вон ту, новенькую, которая жемчугом отделана. Вот это я понимаю – вещь! На стену повесить не стыдно и гостям показать… А старую драную бумажку – на помойку! Нечего дом захламлять! К нам нынче дружбаны приедут! Обмоем покупку, дом-то не хилый! Поблюем на паркет, все вместе в картинки пальцами потыкаем. Представляешь, старый придурок за них такие бабки отдавал!..»

Ираклий Андронович вдруг выпустил палку из рук и пошатнулся. Трость упала на узорный паркет с громким резким стуком. Я замолчала.

Ираклий Андронович стоял, слегка покачиваясь. Его лицо из красного стало абсолютно белым, губы посинели. Я испугалась еще сильнее. Положила на место вакуумную рамку, подбежала к хозяину дома. Схватила его под локоть, спросила, заглядывая в закрытые глаза:

– Вам плохо, Ираклий Андронович?

– Не тряси меня, – попросил он тихим, но ясным голосом.

Я выпустила его руку, подняла трость. Вложила резной набалдашник в пальцы хозяина, смущенно пробормотала:

– Простите. Что-то я разошлась.

Ираклий Андронович, не открывая глаз, сделал рукой молчаливый жест. «Одну минуту!» – словно говорила ладонь, приподнятая и выставленная вперед.

Молчание длилось так долго, что я, наверное, успела поседеть. Вряд ли Ираклий Андронович простит мне то, что я сейчас устроила. В прошлый раз он мне чуть руку не оторвал только за то, что я хотела дотронуться до картины. Он повернут на всем этом до такой степени, что не выносит даже намека на вандализм. А я устроила жестокое театрализованное представление! Можно сказать, продемонстрировала варварство в «лицах» и испортила имениннику праздник. После всего этого он меня утопит в туалете как котенка.