Я хочу только мира. Для меня и моих близких. Мое чудовище выпотрошило меня без остатка, и я больше не верю в сказки. Бойтесь своих желаний. Я помню, лет пять назад, смотрела фильм ужасов про джиннов. Мой собственный джинн исполнил многие, но в своей интерпретации. Он ел с моей руки, как ручной лев, пил с моих губ, но он не раз держал в своих когтях мою жизнь, и я знаю, что будет держать снова. Я не хочу долго и счастливо. У нашей страшной сказки никогда не будет хеппи энда.

Когда я через двадцать минут выхожу из дома, то понимаю, что оделась не по погоде. Кутаюсь в кожаный пиджак, неуверенными шагами приближаясь к его машине. Он подумает, что получил меня снова.

Ненадолго.

Он разбивал мои надежды не раз. Почему бы мне не сделать то же самое?

Но дело не в мести. На самом деле, я обязана поступить так, как собираюсь. Ради него самого.

Есть то, что для любого зацикленного на доминировании брутального самца, станет противоположностью красной тряпки для быка. То, что навсегда отобьет желание и охладит пыл. Думаете, что угадали? Решили, что я сейчас продемонстрирую ему отряд своих любовников? Нет.

Джейсон никогда не простит мне того, что я знаю его больное место, его Ахиллесову пяту, самый страшный кошмар, от которого он сбежал на несколько лет. Он не сможет властвовать, зная, что я вижу его другим – сломленным и беззащитным.

Господи, неужели я смогу это сделать?

Я смотрю на него, чувствуя, как бешено колотится сердце. Мне хочется обливаться кровавыми слезами, но я должна быть сильнее. Я хочу, чтобы он запомнил, что я была храброй. И что любила его слишком сильно, чтобы позволить нам разрушить друг друга снова.

Я касаюсь его губ кончиками пальцев. Никто и никогда не будет любить меня сильнее, больнее. Я знаю, что теряю.

– Мне нужно сказать тебе что-то важное, – завороженно смотрю в его глаза, отражающие сумасшедшую гамму чувств. – Отвези меня туда, где нам никто не помешает.

– Здесь есть гостиница недалеко, – говорит Джейсон, целуя кончики моих пальцев, зарываясь своей пятерней в мои волосы, еще влажные после душа. Это то, о чем он говорил. Хорошие моменты. Мгновения нежности. Ощущение полного единения. Я солгала. Они были. И много. Но хорошее забывается быстро. Я хочу остановить время. Насладиться моментом, испить его до дна, чтобы потом, спустя сто пятьдесят лет одиночества на двоих, все еще ощущать на губах послевкусие нашей безумной страсти.

– Поцелуй меня, – прошу я шепотом, словно смущаясь, словно мои губы не пробовали каждый дюйм его кожи, а его – моей. Он, конечно, исполняет мое желание. Джинн и чудовище в одном флаконе. Так нежно и чувственно, почти невинно, и я удивленно распахиваю глаза. Джейсон прижимается ко мне своим лбом, разрывая связь наших губ.

– Видишь, я могу себя контролировать, – шепчет он с придыханием. Я невольно улыбаюсь его наивности. Мне ли не знать, что, позволь я ему чуточку больше, весь этот контроль полетит к чертям, и то, что другие называют занятиями любовью, для нас обернется в очередной жесткий трах в машине. Если бы между ног не саднило после случившегося в гостиной, то я бы не отказалась от прощального секса в машине, пусть даже жесткого.

– Поехали к заливу. Я не хочу в гостиницу, – говорю я, решительно освобождаясь от его объятий и пристегиваясь ремнем безопасности.

– Я хочу быть с тобой. Засыпать с тобой, – упрямо повторяет Джейсон, настойчиво глядя на меня. – Завтра же найду квартиру, но сегодня…

– Джейсон, сегодня я поеду домой. Мы просто поговорим, и ты отвезешь меня обратно. А завтра ты подумаешь, что нужно делать, а что нет. Хорошо? – я спокойно улыбаюсь, хотя внутри все кипит и обливается кровью. Мне так больно и тошно, что прямо сейчас хочется выпрыгнуть из машины и сбежать. Джейсон хочет поспорить, но вспоминает о своих обещаниях, поджимает губы и с мрачным видом заводит машину. Мы едем молча, сквозь горящий огнями, неоновыми вывесками и рекламными щитами вечерний Манхэттен в сторону пустынной части набережной залива Бискейн. Где-то совсем близко грохочет гром, и новая стена дождя обрушивается на город. Мы едем вперед, рассекая быстро образующиеся лужи. Небо рыдает со мной в унисон.

Мы съехали с моста, вниз, почти к самой кромке воды. Вокруг нет ни души. Дождь и огни Бруклина вдали. Я безучастно скольжу взглядом по сверкающему знаменитому Бруклинскому мосту, ощущая на себе тяжелый взгляд Джейсона. Немного странно снова видеть его за рулем, без охраны, в машине, которая теперь даже для моего статуса является неприемлемой. У меня так много вопросов к нему, но я знаю, что долгие разговоры ни к чему хорошему не приведут. Я усмиряю свое любопытство. Поворачиваюсь и смотрю в пронзительные черные глаза. Все-таки, Джейсон Доминник самый греховно красивый мужчина из всех, что мне попадались. Это не просто смазливое лицо. Нет. Мужественная красота, мощная энергетика, и в тоже время в нем чувствуется порода и какой-то прирожденный шик. Небожитель, даже если сейчас одет в простую футболку и рваные джинсы.

– Ты хотела поговорить, – с иронией напоминает Джейсон, заметив мой любующийся взгляд. Я моргаю, скидывая наваждение. Время то замедляется, то скачет рывками. Не разрывая зрительного контакта, достаю небольшой кожаный рюкзак с пола, который бросила в ноги, когда садилась в машину. Открываю молнию…

– У меня кое-что есть для тебя, – хрипло произношу я, внезапно севшим голосом.

Джейсон отвлекается, с любопытством скользнув взглядом в мой рюкзак.

– Подарок? – он удивленно вскидывает брови, улыбается.

Я отрицательно качаю головой и протягиваю ему небольшую, но толстую книжицу в потертом переплете.

– Что это? – Джейсон хмурится, когда берет из моих рук «подарок».

Все, я смогла. Наблюдаю за ним с каким-то мазохистским предвкушением новой порции страданий.

– Это фотоальбом, Джейсон, – произношу я скрипучим голосом. В машине мало света, но достаточно, чтобы я увидела, как краска отлила от его лица, и обозначились напряженные скулы. Джейсон не решается открыть, его взгляд прикован ко мне. Пристальный, требовательный, вопрошающий. Жесткий. Я чувствую, как он вонзается в мою кожу, посылая ледяные стрелы к сердцу.

– Что там? – спрашивает Джейсон сухо.

Боже, зачем он мучает меня?

– Посмотри сам.

Его глаза сужаются, рассматривая мое потерянное, перепуганное лицо. Потом он опускает взгляд на потертый фотоальбом, и открывает первую страницу. Детская фотография. Младенец в голубых пеленках и внизу дата рождения Джейсона. На следующей странице красивая темноволосая смуглая женщина с выразительными чертами лица и грациозной осанкой держит мальчика на руках. На лицах обоих счастье и безмятежность. Дальше семейное фото. Пол, Селена и годовалый Джейсон дует на торт с одной свечкой. Маленький пижон в костюме с бабочкой. Джейсон листает дальше, быстро, но мне не нужно смотреть. Я помню каждую фотографию в подробностях. Здесь вся его жизнь в картинках до шести лет. Счастливое детство, любящие родители, дорогие игрушки. Первые ссоры с Брайаном, занятия на скрипке… Серьезный, улыбчивый мальчик с одухотворенным выражением лица, недетским, слишком разумным, глубоким. И этот мальчик не был тем, кто сейчас сидит рядом со мной. Потому что с ним случилась страшная трагедия, которая уничтожила и талант, и свет, который был в нем. Этот мальчик не мог стать футболистом или любым другим спортсменом, просто потому, что все в его облике говорило о тонкой душевной организации, о хрупком и прекрасном внутреннем мире. Но он сгорел дотла, и тот мир, и тот мальчик, и безоблачное будущее, которое могло ждать его.