Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она же в больнице! – закричала Мухина. – С ошпаренными ногами!!!
Она схватила мобильный и начала звонить в больницу, в которой всего несколько часов назад они имели столь памятный разговор с Анной Ласкиной.
Мухина дозвонилась до приемного покоя, подняла на ноги дежурную медсестру второй терапии. И та…
– Анна Сергеевна ушла из больницы, – подобострастно доложила медсестра. – При вечернем обходе велела врачу выписать ей рецепты. Тот пытался ее убедить, но она настояла на своем. Она ушла из больницы во время ужина, сказала – у нее мать больная дома, она не может ее оставить.
Мухина оглядела всех собравшихся в кабинете.
– Пулей к ней домой. Если она там – везти ее сюда в любом состоянии.
– Получается, она сбежала из больницы через пару часов после нашего допроса. Почувствовала угрозу? – У Кати возникло ощущение, что голова ее, нет, вся она раскалывается пополам.
– Эксперт, сейчас же в больницу – они делали ей анализ крови, заберите образцы для исследования ДНК.
– Уже еду, – отозвался эксперт-криминалист.
– Подождите, это вот тоже возьмите для проверки.
Мухина подошла к маленькому холодильнику в углу кабинета. Он скрывался за шторой. Она вытащила пластиковый пакет из морозилки.
Катя пригляделась – там что-то белело.
Скомканная бумага в ржавых потеках.
Ее снова прошил озноб.
Она вспомнила, как он… как он взял чистый лист бумаги и промокнул им свое разбитое в драке с Ржевским лицо. И она, Катя, со всех ног бросилась в дежурную часть за аптечкой.
А Мухина, значит, подобрала тот скомканный окровавленный лист или выудила его из мусорной корзины. И сохранила. Запечатала как вещдок и положила в морозилку.
Его кровь…
Образец его ДНК…
Предусмотрительная Аллочка…
Эриния ЭРЕБа, не доверяющая никому.
– Надо найти эту нашу ошпаренную тварь, – зло сказала Мухина. – Если Ласкиной дома нет, ищите ее по всему городу. Наизнанку вывернитесь, но чтобы к утру она была у меня здесь.
Однако к утру Анну Ласкину в ЭРЕБе так и не нашли. Патрульные машины прочесывали город в поисках ее машины, попутно постоянно заезжая на улицу Роз. Но и там, в домах Чеглакова и Водопьянова, все было тихо. Хозяева так и не объявились.
А вот в квартире Ласкиной под утро с приходом оперативников началось светопреставление.
Оперативники звонили в дверь. Сначала никто не отзывался, затем за дверью послышался злой и совсем не сонный голос старухи:
– Кого черт принес?
Оперативники спросили, дома ли ее дочь, вернулась ли из больницы. Попросили открыть.
– Прибежала, хвостом вильнула, меня в комнату затолкала, сука! И след простыл. А меня на три ключа заперла одну – подыхай скорее!
– Во сколько это было? Вечером? В какое время? – надрывались оперативники.
– Что?
– Откройте нам дверь!
– Она меня на три замка заперла!
– Вас открыть?
– Что?
– Мы дверь сейчас откроем, взломаем!
Но едва из лучших побуждений – спасти старую хулиганку неизвестно от чего – оперативники ударили в железную дверь, как старуха разразилась истошными воплями.
– Караул! Грабят! Ах вы, суки недорезанные, квартиры грабить! Люди добрые, помогите! Они в дом ко мне лезут грабить! Ах, сволота! Привыкли над людьми куражиться! Караул!
На все этажи дома высыпали сонные перепуганные соседи. Кто-то уже звонил в полицию. Приехал еще один наряд, разбираться.
В конце концов было принято решение оставить пока безумную старуху под замком в квартире и сосредоточиться на поисках ее дочери. Утром Мухина сама позвонила главе городской администрации. Тот был в курсе домашнего инцидента с кипятком и больницей – в ЭРЕБе новости распространяются как чума, но ничего по поводу местонахождения своего зама сказать не мог. Не знал он и того, есть ли у Ласкиной подруги или знакомые. Вроде у такого человека, чиновницы, знакомых – весь город, и Дубна, и область. Но у кого она могла скрываться…
Утром Алла Мухина сама сходила в отель «Радужный мост» проведать Василису – та наконец-то уснула у себя в номере. Мухина не стала ее будить, побеседовала с администратором, и там, в отеле, ее осенило.
Оперативники помчались в Дубну и в большом гостиничном комплексе покойного Дмитрия Ларионова отыскали Ласкину, разместившуюся в прекрасном номере с видом на реку.
Не обращая внимания на ее протесты и гневные крики, ее посадили в машину и привезли в ОВД.
И Катя поразилась тому, как эта женщина умеет меняться – точно хамелеон. В этой «утренней» Анне Ласкиной, привезенной из дорогого фешенебельного отеля, ничто, ничто не напоминало домашнюю всклокоченную мегеру, ошпаренную матерью кипятком из чайника.
В номере отеля, в котором она вроде как спала – одна на огромной кровати, она была в одном кружевном белье. Но, несмотря на вопли протеста, успела одеться весьма тщательно: брюки, шерстяной кардиган из дорогого бутика. Под брюками не видно бинтов, наложенных на ошпаренные ноги. И по лицу не прочтешь, что ей больно от ожога. Или это лекарства сильнодействующие так помогают утолить боль?
Катя терялась в догадках, глядя на бледное лицо Ласкиной.
Она знала, что всю ее одежду заберут на экспертизу, что ее машину, пригнанную со стоянки отеля, уже осматривают эксперты.
Что эта женщина делала у дома шестой жертвы? Отчего покинула больницу, невзирая на боль, и…
Впрочем, она же говорила, что надолго в больнице не останется. Но она сбежала оттуда спустя два часа после их разговора. Что ее напугало, встревожило, заставило поддаться панике так, что она… она решилась убить?
Или нет?
– Что за цирк? – не церемонясь, спросила Ласкина. – Вы что, совсем оборзели? Я думала, мы в прошлый раз обо всем уже договорились.
– Кое-что новое произошло, – сказала Мухина.
Она, казалось, тоже заново изучает свою противницу.
– Что?
– А вы не знаете?
– Понятия не имею. Еще одна муха в перьях на остановке с раздвинутыми ногами?
– Никакого уважения к жертвам убийств.
– А пошли они, шлюхи. Я о себе должна думать. Меня полиция как какую-то живоглотку схватила в гостинице. Словно я воровка.
– Или убийца, – закончила Мухина.
– Что вы себе позволяете?!
– Как ваши ноги? Болят?
– Вашими молитвами.
– А чего же вы из больницы сбежали?