Закончив пеленание, наставляет:

– Ну вот, полежи, подумай. А то как бы тебе Алевтина Андриановна укол не выписала. – Затем обращается к остальным: – А вас, умники, если поймаю с таблетками, свяжу широким бинтом!

После чего уходит.

Витек тут же вскакивает и подбегает к Лехе.

– Молодец, Лешка! Не сдал!

Лешка вздыхает:

– Эхх! – покурить бы.

Витек смеется, похлопывая товарища по худощавому плечу.

– Покуришь, когда выпишут.

Вдруг Лешка сникает. Витек, заметив перемену, пытается поддержать друга:

– Боишься?

Леха кивает, и на его глазах вновь появляются слезы.

– Витек, если Адрияга выпишет сульфозин, я могу расколоться, – бормочет он.

Витек взмахивает головой, как бы отгоняя дурные мысли.

– Не бойся! Не выпишет! Андриановна сегодня добрая! Я ее утром видел.

Лешка всхлипывает:

– Для тебя она, может, и добрая, а меня ненавидит. Прошлый раз после прогулки Адрияга без всякого предупреждения укол впорола.

Витек:

– А чё ты вцепился тогда в эту сетку, как ненормальный? Гулял бы себе и гулял. Какого хлеба тебя к забору потянуло?

Лешка прерывисто вздыхает, подавляя рыдания.

– Не знаю. Переклинило что-то… Домой вдруг так захотелось… Мать уже вторую неделю не показывается. Я тут совсем дураком стану, если Адрияга возьмется за меня по-настоящему.

Витек дружелюбно передразнивает:

– Домой ему захотелось… Степаныч пижаму на тебе разорвал, пока от сетки оттаскивал! Да ты еще не видел, как наш Дебил возбудился, глядя на тебя со Степанычем.

Витька поворачивается к мальчику, которого я передразнивал, изображая обезьяну. Крупный подросток с неспокойным взглядом безучастно смотрит в пол.

– Ну-ка, Федя, изобрази бабуина!

Дебил многократно кивает, после чего вскакивает на койку, улюлюкая и хлопая себя по животу. Мы смеемся.

– А хвостом, хвостом, как ты умеешь? – не унимается Витька.

Взявшись руками за грядушку кровати, Дебил крутит задом, показывая движения воображаемого хвоста, и прыгает на пружинящей сетке.

Витек продолжает:

– Степаныч не знал, к кому вперед бежать, к тебе или к Дебилу.

Лешка не очень-то радуется представлению и шепчет:

– В туалет охота.

– Ты ж только что там был? – удивляется Витек.

– Ни фига я там не был! – огрызается Леша. – Я когда к туалету стал подходить, Степаныч из сестринской комнаты вынырнул и сразу ко мне. Я зашел в туалет и стою, воду пью из-под крана. Думал, он отольет и уйдет. А он заправил своего змееныша в штаны и говорит: «А ну-ка, Леша, выверни карманы!»

Витек проводит ладонью по затылку:

– Вот сволочь! Все чует!

Лешка слезно просит:

– Витек, позови сестру или врача, чтобы меня отвязали, а то не удержусь – напущу лужу.

Витек остается на месте:

– Ты же знаешь, так быстро тебя не отвяжут. Терпи!

Лешка жмурит глаза:

– Да не могу я терпеть. Я и правда в туалет хотел, а мне там воду пришлось пить!

Витек качает головой:

– Неее, Леха, я просить не пойду. У меня два предупреждения. Если получу третье, мне Адрияга еще месяц добавит. Терпи.

Лешка безмолвно плачет:

– Да не вытерплю я долго. Все равно придется идти звать. Тихоня, сходи ты, – обращается Лешка к молчаливому пареньку, сидящему на кровати рядом с Витей. Тот ложится на койку и кладет на голову подушку.

Я подхожу к пацанам:

– А хочешь, я тебя развяжу? – предлагаю я свою помощь.

Витька чешет затылок и отвечает за Лешку:

– А чё? Пусть развяжет. Ему на первый раз простят. Развязывай!

Улыбка вспыхивает на моем лице, и я начинаю распутывать узел. Лешка подсказывает, где нужно ослабить бинт:

– Узлы не развязывай до конца. Только ослабь, чтобы я мог высунуть руки и ноги, а когда вернусь, затянешь все, как было.

Вынув правую руку из петли, Леха помогает распускать узел, поучая при этом:

– Я потом сам примотаюсь. Ты мне только последнюю руку поможешь завязать, – объясняет он.

Освободив левую кисть, я переключаюсь на ногу, Лешка занимается другой конечностью. Когда одна его нога оказывается на свободе, в палату входит врач, Алевтина Адриановна. Витек шарахается на свою кровать. Я остаюсь на месте с бинтом в руках. Леха с тяжелым вздохом ложится на спину.

Врачиха обращается ко мне:

– Только прибыл и уже нарушаешь?..

Молчу.

Кричит в коридор:

– Антон Степанович, быстро сюда!

Леха, слезно:

– Алевтина Адриановна, я в туалет хотел сбегать.

Прибегает Степаныч. Увидев развязавшегося пациента, выкатывает из орбит глаза:

– Ах, ты еще и развязываешься без разрешения?

Леха снова скулит:

– Я в туалет хочу.

В палату входит медсестра. Врачиха обращается к ней:

– Маргарита Юрьевна, приготовьте два миллиграмма сульфозина и широкий бинт для пеленания.

– Холодный будете делать укол или горячий? – интересуется подчиненная.

– Не будем терять время на пустяки, – произносит доктор, – уколем холодный.

У Лешки начинают капать слезы. Но это длится недолго – одно мгновение, после чего они льются ручьем. Я вижу, что его трясет. Захлебываясь соплями, он делает движение к привязанной ноге, пытаясь ее освободить.

Врачиха командует:

– Не дайте ему развязаться, Антон Степанович!

Одной рукой Степаныч без труда разгибает сопротивляющегося Леху и прижимает его к кровати.

– Ну вот, доигрался, субчик! Сейчас тебя успокоят, – бормочет санитар, наваливаясь на вырывающегося мальчика и снова привязывая его.

– Не дергайся, только хуже сделаешь, – шепчет он.

Приходит медсестра со шприцем в руках. Вдвоем они скручивают подростка и приматывают его к кровати широким бинтом. На ягодице санитар оставляет щель для укола.

Врачиха командует:

– Лежи спокойно, кому говорят, а то иголку сломаешь! Сломаешь – придется резать, – пугает она все еще извивающегося под бинтами Лешку.

После укола врач пристально смотрит мне в глаза и о чем-то размышляет. Видимо, приняв для себя какое-то решение, она поворачивается к выходу но, дойдя до двери, останавливается, возвращая лицо в палату. Ее глаза устремляются на меня. Грудь вздымается и, замерев в наивысшей точке, оседает, изменяя давление кислорода в легких. Увеличиваясь, интенсивность атмосферного потока воздуха попадает на голосовые связки женщины и вынуждает их создавать звуковые колебания. Складки растягиваются, меняя свою толщину, и возросшее движение струи углекислого газа порождает звук.