— Может, она собирается нас чем-нибудь удивить? — предполагаю я. — Например, сообщить, что переезжает в Испанию, чтобы безмятежно жить на вилле на берегу моря.

Оскар округляет глаза. Конечно, мечтать о подобном повороте событий с моей стороны чистой воды эгоизм. Я-то прекрасно знаю, какое это благо, когда родители рядом. Кстати сказать, в последнее время Люсиль ведет себя вполне сносно. После смерти папы она немного смягчилась. Конечно, она по-прежнему уверена, что я недостойна ее драгоценного мальчика. Но в этом мире вряд ли нашлась бы женщина, которую Люсиль сочла бы достойной партией для Оскара.

Машина останавливается, Оскар выходит и протягивает мне руку.

— А кто еще будет? — озираясь по сторонам, спрашиваю я.

— Понятия не имею. — Он берет меня под руку, и мы идем к внушительным дверям дома Люсиль, сверкающим в лучах вечернего солнца. — Семья. Несколько друзей. Боюсь, после операции маме часто бывает одиноко.

В июле Люсиль перенесла операцию на колене. Ничего особенного, но Оскар суетился вокруг матери как ненормальный. Полагаю, она изображала из себя страдалицу с одной только целью — заставить его переживать и волноваться. Знаю, что думать так немилосердно с моей стороны, и все же я в этом уверена. Хотя, конечно, ни словом не обмолвилась Оскару о своих догадках.

— Нажми на звонок, — говорю я, указывая глазами на дорогущий букет цветов, который держу в одной руке, и на бутылку элитного вина в другой.

Оскар звонит, и через несколько секунд дверь распахивается. На пороге стоит Джерри. Хорошо, что он здесь. Из всех родственников Оскара он самый симпатичный.

— Смотрите, кто пришел! — вопит он, целуя меня в щеку. — Все в саду.

Позади дома Люсиль находится грандиозная оранжерея. Сегодня там полно народу: соседи, дальние родственники и какие-то дамы, с которыми моя свекровь время от времени обедает.

— О, мои дорогие, вот и вы! — Заметив нас, Люсиль шествует навстречу.

Оскар сжимает мамочку в объятиях, а когда наконец выпускает, я вручаю ей наши подношения. Этот ритуал я выработала давно. Букет избавляет нас обеих от тягостной необходимости целоваться. Люсиль, едва взглянув на цветы, сует букет обратно мне:

— Милая, будьте так добры, найдите на кухне вазу и поставьте их в воду, хорошо?

Милая? Будьте так добры? Спору нет, она обращается со мной как с горничной, но прежде подобных любезностей в ее словаре не было. Да, сегодняшний вечер явно преподносит нам сюрпризы. Люсиль, взяв Оскара под руку, выходит в сад, предоставив мне выполнять приказ.

Я устраиваю цветы в вазе, которую обнаружила под раковиной. Неожиданно в кухню проскальзывает Крессида. Замечательно! Какая приятная встреча! За все время своего замужества я едва ли обменялась с Крессидой парой слов. На свадьбе наше общение ограничилось тем, что она меня поздравила, а я ее поблагодарила. До сих пор мне казалось, что мы обе стараемся держаться друг от друга подальше.

— Привет, Лори. Рада вас видеть.

— Здравствуйте, Крессида. Как мило, что вы здесь, — бессовестно лгу я. — Вам нравится в Брюсселе?

Ее улыбка, которая может служить рекламой для дантиста, непостижимым образом становится еще ослепительнее.

— Брюссель — это фантастика! — выдыхает Крессида. — Конечно, нам приходится много работать. Но когда выдается свободное время, в Брюсселе не соскучишься.

— О, представляю, — важно тяну я.

Откуда у меня эта дурацкая привычка подражать снобам?

— А вы бывали в Брюсселе, Лори?

Я качаю головой. Вообще-то, ничего не мешает мне смотаться в Брюссель на выходные. Но Оскар предпочитает возвращаться на выходные домой. Я окидываю кухню взглядом в поисках места, куда можно поставить вазу. Решаю, что самое подходящее место — кухонный стол. Но Крессида машет рукой:

— Не сюда. Люсиль не любит, когда на кухонном столе стоят цветы.

Я улыбаюсь, забираю вазу со стола, но та накреняется, заливая водой свободную коралловую блузу Крессиды. Намокшая материя прилипает к ее тощему телу. Взгляд, которым она меня награждает, весьма красноречив. Эта женщина терпеть меня не может.

— Вы сделали это нарочно! — шипит она.

— Я? Да вы что… — Это хамское предположение шокирует меня до такой степени, что я идиотски ухмыляюсь.

— Все хорошо? — Оскар появляется в дверях, словно он стоял в коридоре на страже. Взгляд его нервно перебегает с меня на Крессиду и обратно.

— Все просто великолепно! — цедит Крессида. — Твоя жена облила меня водой. — Она указывает на свою мокрую блузку. — Уверена, это вышло случайно. — Великодушно улыбается и, бросив на Оскара многозначительный взгляд, опускает ресницы. Небольшое представление на тему «Благородная натура выше подлых происков».

— Что? — Оскар в растерянности смотрит на ее мокрую блузу и на вазу в моих руках. — Зачем ты это сделала, Лори?

Тот факт, что у него нет никаких сомнений в моем злом умысле, весьма примечателен. Надо будет поразмыслить об этом на досуге.

— Я не хотела, — пожимаю я плечами.

Крессида фыркает и складывает руки на груди.

Пытаюсь понять, какова действительная подоплека этой идиотской сцены. Крессиду явно что-то грызет. Именно поэтому она на меня наехала.

— Пойду в ванную, посмотрю, что можно с этим сделать. — Она поворачивается и выходит, предоставив нам таращиться друг на друга.

Я пытаюсь поставить злосчастную вазу на стол, но Оскар забирает ее у меня.

— Мама терпеть не может цветов на кухонном столе. Пойду поищу для них место в холле.

Наконец-то мы дома. На обратном пути в такси оба хранили сердитое молчание. Сейчас лежим в постели, в нескольких дюймах друг от друга, и смотрим в потолок.

— Прости, что я так сразу поверил Кресс, — тихо говорит Оскар, решившись наконец пробить брешь в стене молчания. — Мне следовало принять твою сторону.

Уменьшительная форма ее имени, которую он с такой легкостью употребил, так резанула меня по ушам, что я невольно поморщилась. Хорошо, что сейчас темно.

— Ты меня очень удивил, — отвечаю я. — Мне казалось, ты достаточно хорошо меня знаешь. Знаешь, что я не из тех, кто обливает людей водой. Даже если они не вызывают у меня особой симпатии.

— Но она же была мокрая! — возражает Оскар. — Поэтому я ей и поверил.

Несколько секунд я молчу, осмысливая его слова. Если такой ерундовой улики, как мокрая блузка, мужу показалось достаточным, значит он полагает, я все же способна выяснять отношения столь диким способом. Хорошего же он обо мне мнения!

— По-твоему, это правдоподобно?

— Что?

— То, что я окатила водой твою драгоценную Крессиду! Одно из двух: или ты считаешь меня глупой девчонкой, которую один вид твоей бывшей подружки приводит в ярость. Это, кстати, не так, и ты это отлично знаешь. Но может быть, существует какая-то веская причина, что у меня вдруг возникло желание сделать ей мелкую пакость? Так в чем же дело?