— Да, конечно, — упавшим голосом ответил Сизов.

— Да, и еще. — Малахов остановился уже у самой двери. — А почему же Сухой, если ушел от вас, сдал меня?

— От нас не уходят. — Голос Сизова неожиданно стал жестче. — У нас или остаются навсегда, или погибают. Да узнай бы ты, чем тут Сухомлинов занимался, пусть и возражал, но занимался, то ты бы его первый придушил.

— Я и думаю, что буду первым, кто его придушит. Вне зависимости от его научной деятельности,

Больше не надеясь выяснить у Сизова ничего полезного, Вадим решил прекратить разговоры. Он пинком отбросил стул, который блокировал дверь, и вышел в небольшой холл. В холле было еще две двери, соединявшие его с другими помещениями, и громадный запорный люк, который скорее всего вел в тоннель. Со стороны тоннеля было совершенно невозможно найти какие-либо признаки лаборатории, но отсюда, изнутри, все выглядело иначе. Сложная система запоров и кулисная подвеска. Судя по толщине металла, дверь могла бы выдержать не только новый взрыв реактора, но и прямое попадание нуклонной бомбы. Двери, которые вели дальше в помещения подземелья, были простыми, без особых изысков и бронировки. Обычные двери, уместные в каком-нибудь научно-исследовательском институте. У стены стоял автомат Малахова, рядом валялась разгрузка с боекомплектами и палмом. Видимо, те, кто вязал его, не рассчитывали, что Вадиму удастся освободиться так быстро. Или же просто не думали о последствиях. Первым делом Вадим проверил оружие и работоспособность наладонника. Все было в отличном состоянии, однако связи с очками-коммуникатором не было. Или их унесли вне зоны приема, или просто растоптали в сутолоке.

— Эй, профессор, это куда двери? — вернулся в место своего заточения Вадим. — Там что у вас?

— Там лаборатории, ничего интересного, — немедленно ответил ученый.

— Ясно, ты тогда посиди тут маленько, не высовывайся. У тебя есть связь? На всякий случай?

— Да, конечно, вот пульт. — Сизов показал на стоящий на стойке прибор со шкалой и переключателями. — Это очень надежная система, мы используем ее и для радиосвязи, и для проводной. Очень хорошая разработка.

Несмотря на довольно плачевное положение, этот профессор не только не переставал гордиться своими достижениями, но и старался при каждом удобном случае убедить в этом Вадима. Судя по всему, любая гайка в лаборатории была поводом для самодовольства. Посвятив всю свою работу созданию лаборатории, Сизов и на минуту не мог представить, что его деятельность может кого-то не только не интересовать, но и вызывать отвращение.

— Ага! — удовлетворенно произнес Малахов и одним выстрелом разнес блок связи вдребезги. — Сиди и не высовывайся до особого распоряжения. Понял?

— Так точно! — Сизов даже дернулся отдать честь.

— Говно ты, а не ученый, так я скажу, — повторил Малахов. — На хрен ты тут ефрейтора мне изображаешь? Сиди нишкни!

Вадим, всю свою сознательную жизнь общавшийся с экспертами и исследователями, не мог не скрывать отвращения к Сизову. Он вышел из помещения и с обратной стороны заблокировал дверь стулом.

Вход в следующую лабораторию был не заперт, и Малахов оказался в помещении, заполненном различными колбами, перегонными колоннами и приборами неизвестного назначения. На большом гранитном столе стоял модерновый спектрометр. Те, кто финансировал «О-Сознание», денег не жалели. В лаборатории, судя по оборудованию, проводились исследования, связанные с химией или биохимией. У задней стенки, освещенный слабым голубоватым светом, стоял прозрачный куб с мутной жидкостью. К нему сходились провода и трубки со всей лаборатории. Малахов подошел поближе и сразу почувствовал присутствие слабого пси-поля. Его слегка замутило, и начало неритмично биться сердце. Вадим постучал костяшками пальцев по стеклу куба. От места удара разбежались легкие опалесцирующие круги, как по морской воде в августовскую ночь. Потом содержимое куба успокоилось, но внезапно состояние емкости изменилось. Словно кто-то злой проснулся в глубине мутной жидкости. Пси-поле усилилось во много раз, вызвав нестерпимую боль в висках, серо-грязный сгусток плоти ударился в стекло куба изнутри, как будто пытаясь его разбить. Пискнули электронные приборы, пытаясь усмирить плоть за стеклом, булькнули жидкости в трубках.

— Да что у них тут за хрень, — пробормотал Малахов.

Он не желал задумываться о целях исследований этой лаборатории, отступил на несколько шагов и от живота пустил короткую очередь из автомата. Малахова не интересовали ни амбиции ученых, ни фантастические проекты Зоны, у него наступило то состояние, когда противник слился в одну сплошную черную массу, и задача была одна — уничтожать зло. Жижа, издавая неприятный запах морга, рухнула на пол, увлекая за собой скользкую плоть, которую Вадим добил парой контрольных выстрелов. Потом так же безжалостно он уничтожил и электронику.

Вадим не стал заходить во вторую лабораторию, содержимое его нисколько не интересовало. Он просто кинул в приоткрытую дверь гранату и отступил под прикрытие стены. Сначала хлопнула фаната, а через мгновение горизонтальный огненный столб вынес в коридор осколки лаборатории, едва не опалив самого Малахова.

— Что они там, керосин хранили? — буркнул себе под нос Вадим и направился к выходу. В предбаннике он разблокировал помещение с Сизовым, крикнув ему в приоткрытую дверь: «Ты тут полчаса еще побойся, потом выходи!», и, крутанув запорный механизм люка, покинул подземный исследовательский центр. Наладонник показывал, что Вадим пробыл в лаборатории около четырнадцати часов. Снаружи было раннее утро. Не встречая никаких препятствий, он выбрался из подземелья на газон. Лил противный осенний дождь, казалось, все кругом окрашено в оттенки черного. От пространственного перехода, созданного «дыроколом», ничего не осталось, установить связь с группой не удалось, и Вадим, тяжело вздохнув, двинулся к забору. Перебраться через четырехметровую бетонную стену, верхний срез которой украшала колючая проволока, Вадим не пытался. Недалеко обнаружились запертые на громадный амбарный замок ворота. Впрочем, ломать замок не пришлось — перелезть ажурные ворота было делом плевым.

Малахов стоял под тяжелым осенним дождем и, наверное, впервые после две тысячи первого года не знал, что делать. И если тогда он был просто взбешен от бессилия, от предательства властей, то сейчас он мог злиться только на себя. А не хотелось. Связи нет, где находится группа — неизвестно. Любой шаг в Зоне может оказаться последним. Да еще появились новые враги. И на помощь Сухого рассчитывать уже не приходится. Но стоять вечно у забора было нельзя, и, не обращая внимания на дождь, Малахов двинулся в направлении площадки аттракционов. Он надеялся, что его товарищи там. А если и нет, то поиск необходимо было начинать оттуда, с того места, где они расстались.

Через несколько минут вода, стекая по лицу, стала попадать за воротник. К тому же осенний промозглый холод сковывал движения, заставляя Малахова отвлекаться от дороги, от которой несло опасностью. Нематериализованное зло витало в воздухе, и казалось, только стена дождя ограждает от него человека. Но у Малахова не было выбора, нужно было идти. Скоро шоссе, обогнув справа чахлый кусочек леса, вывело к мосту. Этот мост совсем недавно Вадим с друзьями пересекал на машине. Теперь по мокрому асфальту, на котором черной слизью валялись гнилые листья, Малахову приходилось идти пешком. На мосту дул сильный боковой ветер, струи дождя хлестали в правую щеку и заливали лицо. Капюшон куртки помогал не много, да и закрывал видимость, поэтому Вадим отбросил его назад, вывернув наизнанку, чтобы в нем не скапливалась вода. На самой середине моста что-то заставило его остановиться.