– Скажите, – пробормотал Артем, – а то, что мы подписали какой-то договор с фирмой «Всемирное содружество»… вернее, нас вынудили поставить подписи… это формальность? Или будет иметь в дальнейшем серьезные последствия?

Ответа на свой вопрос он не дождался. Ответа на этот вопрос не знал никто, даже всезнающий Гергерт. Он отвел взгляд. Сухо попрощался, вышел.

Когда Артем открыл глаза, в спальне присутствовал только Пашка Фельдман. Он подкатывал к кровати передвижной сервировочный столик, на котором возвышалась бутылка с утешительной надписью «Столичная», два граненых стакана и какая-то мелкая закусь в вазочках.

– Полагаешь, это то, что мне нужно? – слабым голосом спросил Артем.

– А как же, – воскликнул Павел, – незаменимая вещь для лечения и развлечения. Сейчас мы с тобой основательно полечимся, а потом поедим развлекаться…

– Где Селин? – спросил Артем. Павел смутился.

– По-моему, она уехала еще вечером. Убедилась, что с тобой все в порядке и отбыла, сославшись на дела. Только не расстраивайся. Возможно, у нее действительно дела. Твоя пассия – очень занятая женщина.

– Наливай, – буркнул Артем.

– А я что делаю? – возмутился Павел, бренча стеклом. – Будем надеяться, это действительно «Столичная», а не какая-нибудь китайская подделка. Представляешь, до чего народ во всем мире довели наши меньшие братья? Теперь в приличных магазинах на товарах не китайского производства вешают ярлычки «СНINA FREE» – чтобы народ был уверен, что берет приличный товар. И вообще, существует мнение, что через сто лет население Земли составит 12 миллиардов китайцев.

«В Китай нам надо, – тоскливо подумал Артем, – затеряться в этой массе, глазки подправить, ножки укоротить. Там никто не найдет».

Забулькала в бокалы целебная жидкость.

– Поднимай, Артем, за что пьем?

– За Бог с нами, – пробормотал Артем, – и за черт с ними…

Ровно месяц спустя Артем вошел в свою квартиру на улице Крылова. Постоял в прихожей, стер пыль с зеркала на уровне лица, полюбовался на свою бледную осунувшуюся физиономию, покачал головой. В кармане завибрировало.

– Слушаю, – он неохотно извлек трубку.

– Артем Олегович, вы уже дома? – деловито осведомился мужской голос.

– Да.

– Хорошо. Квартиру мы осмотрели несколько часов назад. Все в порядке.

Он захлопнул «раскладушку», невесело подмигнул своему отражению. Отражение с некоторой задержкой подмигнуло ему.

Ну что ж, очень мудро со стороны работников Гергерта контролировать его действия. Как бы забота о безопасности. Им нужен свой человек, подписавший договор с Дьяволом. Не каждому доверенному лицу удается такое…

Он знал, что рано или поздно ему предъявят счет. Он побрел в гостиную, бросил в кресло сумку. Заглянул на кухню, в спальню, в комнату для гостей, где, по стечению обстоятельств, ни разу не останавливались гости. Добрел до лестницы, поднялся в студию. Пыль лежала плотным нетронутым ковром. Картины и мольберты зачехлены, остальное подвергается тлену и разложению. Он постоял, развернулся, на цыпочках отправился прочь, чтобы не нарушать хрупкую атмосферу запустения. Включил чайник на кухне, постучал дверцами шкафов, нашел в вазочке забытые крекеры. Отправился в ванную мыть руки. Отдернул клеенчатую занавеску… и застыл, не дотянувшись до крана. «Артем Олегович, мы знаем, что вы делали этим летом», – гласила выведенная на стене красным фломастером небрежная готическая вязь. А ниже приписано: «С вами свяжутся».

Ребята с юмором. Смотрят голливудские ужастики. Он повернул кран, тщательно вымыл руки, снял лейку душа, направил струю на стену. Надпись стала размываться, потекла и вскоре пропала. Несколько часов назад сотрудники тайного судилища осмотрели квартиру и взяли ее под наблюдение. Но кто-то вошел и сделал надпись на стене.

Он вернулся на кухню, ссыпал из жестянки остатки кофе, залил кипятком. Долбил ножом застывший сахар в сахарнице, переложил добытое в чашку. Забился телефон в боковом кармане. Как ему надоели эти любознательные опекуны! Он вынул трубку, положил перед собой на столе. Номер закрыт, странно. Значит, не опекуны. У тех двенадцать телефонов, и каждый он уж выучил наизусть. Аппарат перестал агонизировать. Выждал несколько секунд и опять завелся. Жужжал, требовал, чтобы его открыли. Может, Павел? Поменял «симку», шифруется? Но нет, Павлу он звонил несколько дней назад. «О, мудрый Каа, я звоню тебе за советом…» Тот просил не беспокоить. Хотя бы месяц. «Плохо мне, Артем. Видеть тебя не хочу. Дай полечиться спокойно. Пустоты хочу, понимаешь?…»

А вот Артем в последнее время стал жутко бояться пустоты. Постоянно нужно было заполнять ее какими-то предметами, людьми, мыслями. Зачем он явился в эту пустую квартиру? Какая нужда пригнала? Вздохнув, Артем поднес телефон к уху.

– Говорите.

Как раз этого абонент делать не собирался. Не за тем он звонил. Он молчал в трубку. Молчал многозначительно, густо и очень насыщенно.

– Говорите, ну? – повторил Артем.

В абсолютной тишине раздались приглушенные, довольно необычные звуки. Словно где-то в отдалении от абонента, держащего трубку, включился метроном. Или сердце человека (наверное, так оно и будет стучать, если слушать через фонендоскоп). Или часы с необычным для слуха тиканьем отмеряли отпущенное кому-то время…

– Говорить не будете? – на всякий случай поинтересовался Артем.

Нет, звонили не за тем, чтобы развлекать его беседами. Стук сделался громче, зловеще, задребезжал, ускорился, полез в голову, раздвигая ткани мозга. Он поспешно убрал телефон от уха, отключил от сети оператора, положил на плитку. Страха не было. Просто… грустно как-то.

Он вооружился мельхиоровой ложечкой, стал задумчиво перемешивать сахар. И даже не вздрогнул, когда в прихожей прозвенел звонок. С досадой поставил чашку, отправился открывать. Чего бояться, когда ситуация под контролем сразу двух влиятельных конкурирующих организаций?

За порогом стояла… хорошая девочка Лида. Скромная, как обаяние буржуазии. Поношенная курточка (чтобы мужчины не липли), большие, влажные, взволнованные глаза. Тусклая лампочка на обшарпанной стене за ее спиной испускала бледное мерцание, которое концентрировалось у нее над головой и являлось практически нимбом. Она стояла с разведенными руками, словно юная Мария на «Непорочном зачатии» Сурбарана – образец детской невинности.

– Ты? – он удивился, что еще способен удивляться.

– Ну как бы, да, – уклончиво отозвалась Лида.

– Ерунда, – напрягся он, – ты… на кого-то работаешь?

Она удивилась:

– А как бы я жила? Обязана работать. Через не могу – каждый день с восьми до пяти. Отчеты, ведомости, глаза слезятся от компьютера. Между прочим, в следующий понедельник я развожусь с любимым мужем, и кто теперь будет меня содержать? Не ты же, миллионер?