Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И теперь в третий раз строится государство российское. Но в недрах его готовится ограбление России. Вновь несметные русские богатства вывозятся за рубеж. Русские деньги, направляемые Набиуллиной в американские банки, служат другой цивилизации. Вновь везут за границу наше зерно и алмазы, оставляя в России чёрные пустые карьеры и неудобицы. Уплывающие в зарубежные банки и оффшорные зоны российские триллионы завтра в одночасье будут экспроприированы Западом, и Россию в очередной раз оставят нагой и босой.
Эти страшные вопросы русской истории необходимо ставить сейчас, в период президентских выборов. Президент Путин, чьими усилиями было создано и продолжает созидаться новое государство российское, не может не чувствовать этой нарастающей драмы. Государственник № 1 не может не понимать, что все его личные и всенародные деяния, будь то Крымский мост или дивные русские монастыри, — все они заминированы. В них вживлены заряды уже в момент строительства: будь то опора Крымского моста или колокольня Ново-Иерусалимского монастыря.
Пройдя сквозь чистилище выборной компании, поблагодарив за участие в выборах Грудинина и Собчак, Жириновского и Титова, возложив четвёртый раз длань на конституцию Российской Федерации, президент Путин займётся исправлением этой жуткой кривизны, возникшей в недрах русского времени. Найдёт рецепт, благодаря которому можно будет извлечь из опор Крымского моста и колокольни Ново-Иерусалимского монастыря губительные заряды, не разрушив при этом сооружения.
Дворкович — это пылинка, которую подхватит ветер Давоса и унесёт в пустоту. Россия предвечная — не миф, не фантазия. Она грозно взирает на нас из небес своими сияющими куполами. Обращается к нам, ныне живущим, словами преподобного Сергия в канун Куликовской битвы. Словами царя Петра к полкам перед началом Полтавского сражения. Словами Иосифа Сталина, сказанными им во время священного парада 1941 года.
Схватка за русскую историю длится. Купание красного коня продолжается. Божественный наездник, оседлавший этого огненного коня, вонзает остриё своего копья в чёрный зев каракатицы.
Философия истории
Звбзда афганского похода[79]
25 лет, как мы ушли из Афганистана. А всё это — как вчера. Я прошёл с войсками с момента их ввода до вывода. Я двигался с полками, но не держал ни автомата, ни гранатомета. В моих руках были блокнот и авторучка. Я был художник, писатель, «певец во стане русских воинов».
Дворец Амина медового цвета в предместьях Кабула. Зловоние гари. Брошенные на ступени окровавленные бинты. Кольца гранат. Иссечённые осколками стены. Здесь, этаж за этажом, ступень за ступенью, продвигался спецназ Комитета госбезопасности, добивая охрану, прорываясь на верхние этажи, туда, где находился деревянный резной золочёный бар, простреленный автоматной очередью. Здесь был уничтожен Амин.
Ущелье Саланг, по которому непрерывно, день за днем, двигались из Советского Союза колонны с бензином, со снарядами, с бомбами, с реактивными установками. На эти колонны нападали душманы, грохотали крупнокалиберные пулемёты, взрывались «наливники», плавились скалы от взрывов ракет, и туда вылетали бронегруппы на поддержку погибающим колоннам. Танки сдвигали в пропасть окровавленные, падающие ниц «наливники». И эти скоротечные бои продолжались месяцы, недели, годы.
Вертолётный полк под Ваграмом: отважные вертолётчики выходили в свои рейды, наносили бомбовые штурмовые удары, забрасывали десантные группы на самые недоступные площадки в горах. А потом выносили оттуда раненых, и вновь — в сражения: с пробоиной в бортах, рискуя погибнуть.
Ущелье Панджшер. Я видел, как в этом ущелье впервые выходил на передовую вновь назначенный командующий 40-й армии. Он наклонялся над убитыми бойцами, над ранеными, называя их «сынки». Хотел понять, кого посылает в бой, а потом двигался на БТРе на самую передовую, туда, где танки прямой наводкой стреляли по пещерам, в которых грохотали крупнокалиберные пулеметы душманов. Танк вздрагивал при каждом выстреле, и стальные сердечники пробивали его броню, застревали там. И он был похож на огромного уродливого ежа.
Войсковая операция в Герате. Смуглый, коричневый гончарный город. Бронеколонны продвигались в мятежный квартал, втягивались в узкие улочки. Впереди шла боевая машина разминирования, натыкалась на мины, и очередной взрыв отрывал каток. А боевые машины, развернув налево и направо «елочкой» свои пулеметы и пушки, продвигались в сжатых тесных коридорах, огрызаясь на выстрелы из бойниц.
Действия спецназа в пустыне Регистан на перехвате караванов. Это красная, как Марс, песчаная пустыня, над которой летели вертолёты, обнаруживая крохотные чёрточки караванов. Снижались, и тогда нам нужно было бежать из-под винтов по сыпучим пескам быстрее, выскальзывая из-под вихрей стальных лопастей туда, к каравану, который мог оказаться караваном, везущим контрабандные товары из Пакистана, или караваном с оружием. И тогда грохотали автоматы, а вертолёты сверху наносили ракетные удары по верблюдам и погонщикам.
Вывод первых пяти полков, когда танковый полк из Шинданда вышел на трассу; и я в головном танке двигался вместе с командиром по грохочущему шелестящему шоссе. И танки время от времени, развернув пушки налево и направо, били по вершинам холмов, создавая «тревожный огонь» в надежде, что душманы не будут выходить со своими засадами и препятствовать выходу колонн.
Или ночной полёт на «Чёрном тюльпане». Это медленное унылое парение над ночными заснеженными вершинами под луной. На спине моей тяжёлый парашют. А рядом, в отсеке, стоят деревянные ящики с неведомыми убитыми солдатами, которых ждут рыдания в русских селениях.
Я прошёл вместе с афганским походом. И люди, с которыми там встречался, были самыми лучшими, прекрасными, отважными и блистательными людьми, которые встречались мне когда бы то ни было на моем веку.
У меня есть мечта. Я думаю, что она осуществится когда-нибудь. И я увижу на Красной площади парад афганских частей, которые пройдут по брусчатке. Первыми пойдут инвалидные коляски, в которых сидят безрукие, безногие и безглазые воины с орденами и с нашивками за ранения. За ними протащат обугленный и обгорелый КамАЗ на заржавелых ободах. Следом на платформе провезут вертолёт с отсечёнными лопастями, с дырявыми бортовинами. Быть может, тот самый, в котором погибающий лётчик успел крикнуть по рации своим товарищам: «Прощайте, мужики!»
А потом пройдут полки: Сто