он способен прорваться через блокаду и смыться. Например – в Восточную Пруссию, – вслух рассуждал Федор, осторожно выглядывая из-за угла полуразрушенного дома. – Но кому он тогда нужен? Кто его будет бояться?

– Ты обещал с ним разобраться, – возразил Троцкий, сплевывая цементную пыль, оседавшую из пропитанного ей воздуха. – Ну, так покажи себя.

Федор сморщился. Понятно же, «иудушка» злоупотребляет присутствием Соколовой. Та, затянутая в костюм для верховой езды и оттого похожая на амазонку двадцатого века, постоянно маячила за спиной. Не лезла с советами и замечаниями, но – мешала. Хотя бы тем, что позволила Троцкому выставить Федора не в самом приглядном виде, обвинив в нарушении обещания.

Юлия Сергеевна прервала молчание.

– Вызвать Вильгельма на дуэль? Право, не лучшая идея. Пусть исчерпает запас силы, схлопотав сотню-другую винтовочных пуль.

– А она права! – Федор хлопнул революционера по плечу. – Или решил от меня избавиться руками кайзера? Не дрейфь. Я не претендую на лавры героя. Если в Мюнхене остался в тени, то и здесь не рвусь.

– Здесь ты ничего не сделал, – проворчал Троцкий. – Только оружие дал. Согласен – помог. Но я ждал от тебя большего.

– Взорвать императорский дворец? Ты вандал, Лева! Куда будешь водить на экскурсии рабочих после победы социалистический революции?

– Не до шуток, Клаус!

– Мне тоже. Но я гарантирую: у них не больше двух-трех снарядов на ствол. Сейчас расстреляют последние. Держимся! Потом поднимай своих и – вперед. У них только винтовки и пара станковых пулеметов. У твоих ручные пулеметы, автоматы, бомбометы, гранаты! Не ссы!

Последние два слова Федор бросил по-русски, сильно подорвав легенду о немецком Клаусе. Троцкий втянул голову в плечи и ничего не ответил.

Сведения о диспозиции последних кайзеровских бойцов и заканчивающихся снарядах принес Друг. Естественно, Федор ни слова не сказал коммунистическому атаману про источник осведомленности. Тот ни разу не усомнился в их точности, потому что они всегда совпадали с действительностью. Федор угадывал, где откроются огневые точки, где гнезда снайперов. Вот только наличие пушек десятисантиметрового калибра он прохлопал, их снаряды посыпались на головы неожиданно и с большим ущербом для повстанцев.

Сейчас бы пяток-другой блиндированных «Фальконов»! Но первые машины еще только-только опробованы в Бельгии, где давят и отстреливают ненавистных французам бошей. Доставить в Берлин хотя бы парочку невозможно. Да и французы не дадут – самим нужны.

Наконец, артиллерийский огонь стих. Рабочие вытащили десяток минометов. Взрывы загрохотали впереди, не столь сильные, но частые. Кроме осколочных, парни с пролетарской ненавистью лупили зажигалками. Вскоре горизонт затянуло черным дымом, горели дома вокруг Кенигсплац.

Через полчаса все было кончено. Штурмовые отборные группы двинулись дальше. Вокруг Рейхстага орудовал второй эшелон, проверяя и зачищая местность: вдруг где-то кто-то спрятался из кайзеровских солдат. Или что-то плохо лежит. Например, кайзермарки в карманах убитых.

Федор, брезгливо относившийся к мародерам, отправился к Рейхстагу, стараясь не глядеть в их сторону. Юлия неотступно следовала по пятам.

– Знаешь, в том будущем, из которого получаю приветы, тоже был эпизод штурма Берлина, – сказал ей Федор. – Позже, в 1945-м. Правда, мы с тобой многое изменили и пришли сюда пораньше. Кое-что надо сделать.

– Для этого я таскаю банку с краской и кисть?! Почему раньше не сказал?

– Сюрприз. Сейчас оставлю привет одному очень неприятному человеку. Хочешь – тоже можешь дописать. Если есть желание – русским матом. Он заслужил.

– И этот человек…

– Ты угадала! – Федор обернулся к ней, в его глазах прыгали чертенята. – Кайзер Вильгельм.

* * *

Остров Шпреинзель на реке Шпрее находится в нескольких сотнях метров от Рейхстага. Не удивительно, что о прорыве обороны в районе Тиргартена кайзер узнал весьма оперативно. Об этом ему сообщил Николаи, одетый в полевую форму. На спине его висел трофейный машинен-пистоле русского образца. Но сейчас никто не попенял бы разведчику за «непатриотический» выбор оружия.

– Наблюдатель докладывает – на обращенной к востоку стене Рейхстага появилась надпись по-русски. Краской и метровыми буквами. Сейчас найдут переводчика с русского.

Кайзер, стоявший у окна и вслушивающийся в звуки приближающейся перестрелки, сдобренной разрывами бомбометных мин, вдруг безвольно опустился в кресло.

– Не важно, что там намалевали. Это он. Только один русский способен на такое. Юсупов-Кошкин! Николаи, этот человек – мой злой рок. Именно из-за него погиб фон Шпонек, сорвалась операция у Гродно. Она отбила бы у Георгия всякое желание лезть в мои дела с Францией!

– Да, ваше величество.

Николаи знал, что все, связанное с русским князем, кайзер помнит до мелочей.

– Внезапно и у Франции, и у России появляется новое стрелковое оружие. Ничего необычного, простое, даже – примитивное. Но солдаты с ним воюют куда лучше, чем с нашим! А за странными изобретениями маячит тот же Кошкин. Он обнаруживает владение Зеркальным Щитом, убивает твою группу специальных агентов в Париже, сам выходит сухим из воды… Чтобы вновь обнаружиться сначала в Сестрорецке, где совершает прорыв в радиотелеграфии. Сам идет на фронт, в результате убиты наши лучшие маги под Ригой. Потом он в Мюнхене, и обреченное на провал восстание баварцев вдруг приводит к успеху. Наконец, как-то связан с уничтожением нашего главного магического сокровища, хоть никто достоверно не знает, что там произошло… Я, наверно, согласился бы тогда пожертвовать Вевельсбургом ради гарантии, что Кошкин исчезнет навсегда. Но нет. И вот мы с тобой у последнего рубежа. Убегать я не собираюсь. Хочу встретиться с ним глаза в глаза. Хотя бы раз. И убить. Пока Кошкин жив, у Германии нет будущего.

Николаи подумал, что русский – действительно сверхчеловек, коль обладает всеми качествами, перечисленными кайзером. Но вряд ли. Часть произошедшего вполне объясняется роковыми совпадениями. Взрыв замка – оплошностью гроссмагистра, к примеру.

А еще сверхчеловек – все равно человек. Смертный. В чем-то уязвимый. Лучше стрелять в него снарядами калибра десять сантиметров, чем выходить, что называется, с открытым забралом.

О забрале Николаи вспомнил, что называется, в тему. Кайзер распорядился принести ему фамильные латы. В глазах императора горел гнев, граничивший с безумием.

– Ты верно служил мне много лет, полковник. Но главное дело завалил, оказался некомпетентным слабаком. Оставайся здесь. С Кошкиным я разберусь сам.

* * *