– Осторожно! – предупредил капитан.

Тиббет робко подошел ближе и оцепенел от ужаса: то, что издали представлялось длинным сугробом нанесенного снега, на самом деле оказалось краем глубокой расселины, открывавшейся прямо у его ног.

– Барон? – спросил он.

– Боюсь, что да, – ответил Спецци.

Генри опасливо шагнул вперед, встал рядом с капитаном и заглянул вниз. На дне расселины в пятидесяти футах под ними лежали два тела, изломанные и неподвижные. Высокая худая фигура барона – орлиным лицом вниз, а рядом, на спине, в гротескно вывернутой позе, но каким-то чудом с совершенно не поврежденным лицом – Пьетро Веспи.

Тень легла на снег рядом с капитаном. Генри поднял голову и увидел Герду. Спецци тоже повернулся к ней и на сей раз, похоже, не рассердился, что его приказ нарушен. Тихим голосом он сказал:

– Фройляйн, сможете ли вы когда-нибудь простить меня за подозрения?

Герда не ответила, и Генри увидел, что она плачет.

– Фройляйн… – начал было Спецци, но Герда очень мягко перебила его:

– Со мной все в порядке, герр капитан. Это слезы счастья.

Генри развернулся и начал медленно спускаться к Имменфельду.

Когда Генри наконец добрался в тот вечер из Имменфельда до «Белла Висты», его встречала мрачно-сдержанная компания. Книпферов не было видно, и Герда находилась при Марии Пиа, но все остальные собрались в баре. Эмми, естественно, забрасывали вопросами, ответить она могла лишь одно:

– Мне известно не больше, чем вам, если не считать того, что Генри уже сегодня утром знал правду о Пьетро. Придется подождать его возвращения.

– Не могу поверить, – без конца повторял Роджер. – Пьетро – последний, на кого я мог бы подумать! Неужели он действительно хотел нас убить?..

– В этом нет никаких сомнений, – угрюмо заявил полковник. – Он ведь сказал нам, что нужно съехать с трассы и что, если мы будем держаться левее, то прямо, как Schuss[37], выедем на лесную дорогу.

– И мы ему, разумеется, поверили, – подхватил Роджер. – В конце концов, до того мы ездили по этой трассе всего один раз, и погодные условия тогда были совсем другими. Мы бы влетели прямо в расселину, остановиться на краю не удалось бы. Собственно говоря, мы были уже почти на краю, когда барон окликнул нас…

– Стыдно вспомнить, что мы говорили о бароне, – добавил Джимми. – Я чувствую себя подлецом…

– Но Пьетро… – сказала Каро в беспомощном замешательстве. – Эмми, как это может быть, чтобы Пьетро…

Разговор продолжался, возвращаясь по кругу к одному и тому же.

Когда вошел Генри, наступила мертвая тишина. Все были потрясены тем, каким утомленным и постаревшим он выглядел. Инспектор подошел к столу, за которым все сидели, поцеловал Эмми и выдвинул стул для себя.

– Я бы выпил виски, – устало выдохнул он.

Все мужчины разом вскочили на ноги, и Джимми опередил Роджера на одну секунду у самой барной стойки. Генри с благодарностью выпил и сказал:

– Полагаю, вы жаждете разъяснений. Думаю, вы их заслужили.

Он окинул взглядом сидевших за столом и поинтересовался:

– А где Герда?

Эмми ответила, он согласно кивнул, после чего приступил к повествованию:

– Эту историю трудно рассказать, хотя на самом деле она чрезвычайно проста. Наверное, вы хотите, чтобы я обратился к началу?

Все хором подтвердили свое желание, и инспектор продолжил:

– Ключом ко всему, конечно, были личность и род занятий Фрица Хозера. Рискну предположить, что к настоящему времени всем известно: львиную долю своих прибылей он получал от контрабанды наркотиков.

Все кивнули, а миссис Бакфаст густо покраснела – быть может, впервые в жизни.

– Хозер, – продолжил Генри, – вел необременительную и безбедную жизнь в Берлине, потом в Риме. Он был квалифицированным врачом и пользовался своей медицинской практикой как прикрытием. Главным же его занятием, приносившим доход, было снабжение кокаином сомнительных личностей, имевших больше денег, чем разума. И только когда его обнаружившаяся связь с делом Карони сделала это занятие слишком опасным, он решил переключиться на контрабанду. Родился и вырос он в этой долине, ему ли было не знать, как идеально она расположена для переброски через границу контрабанды: зимой – на лыжах, летом – с помощью альпинистов. Первое, что он сделал, – установил полный контроль над этим отелем, внедрив сюда в качестве управляющего человека, находившегося в его власти. Тут он устроил себе штаб-квартиру. Поначалу, думаю, он рассматривал только возможность переправлять наркотики через австрийскую границу – там у него была масса клиентов, ведь он когда-то практиковал в Вене. Отдыхающие были здесь не более чем камуфляжем. Потом Хозеру пришла в голову идея использовать некоторых туристов в качестве курьеров, чтобы доставлять эту дрянь в Англию. Но в это нам сейчас незачем углубляться: к счастью, эта часть операции закончилась без особого успеха.

Стараясь не пересекаться с виноватыми взглядами Роджера и миссис Бакфаст, инспектор продолжил:

– Для осуществления австрийской операции ему требовались услуги первоклассных лыжников и альпинистов. По временам жизни в Санта-Кьяре, он знал, что семейство Веспи может предоставить ему человека, обладающего необходимыми умениями, хладнокровием и беспринципностью. Должно быть, он пришел в восторг, выяснив, что оба молодых человека, Джулио и Пьетро, унаследовали от деда не только безрассудную храбрость, но и алчность, – качества, которые он мог с легкостью эксплуатировать. Одержимость богатством, видимо, передалась через поколение, ведь в Марио ее не было и в помине. Так или иначе, Хозер выбрал Джулио – старшего брата и более опытного лыжника. С самого начала я был уверен, что смерть Джулио играет чрезвычайно важную роль в этой драме. Разумеется, все в деревне знали, чем он зарабатывает деньги, – контрабанда как таковая в здешних местах рассматривается как своего рода спорт, а не преступление. Но я ни минуты не сомневаюсь – местные жители даже не подозревали, насколько отвратительна торговля, в которой тот замешан.

– Но что вызвало у вас подозрения с самого начала? – не удержался от вопроса Джимми. – В конце концов, каждый лыжник может стать жертвой несчастного случая.

– В рассказах о его смерти меня все время смущала маленькая неувязка, – ответил Генри и посмотрел на Роджера. – Думаю, вы догадываетесь, о чем я.

Роджер кивнул.

– Лыжные палки.

– Именно, – подтвердил инспектор. – Одну палку выбило у Джулио из рук, когда он падал, и она, очевидно, сама собой съехала вниз и утонула в сугробе. Это вполне объяснимо. Но нам сказали, что ни одну из палок так и не нашли. Помимо того, что кожаная петля прикрепляет палку к запястью так, что ее трудно потерять, естественно, что, падая подобным образом и стараясь спастись, человек машинально цепляется за лыжные палки как за соломинку. Палки должны были упасть вместе с Джулио, а стало быть, кто-нибудь их бы нашел. Когда я услышал, что Пьетро первым обнаружил тело брата, я понял, что нашел их он – нашел и спрятал.