Во дворе звенело эхо воплей, долетающих из самых дальних уголков Дома Олеандров. Окошки в барабане купола были красны, словно небо наливалось кровью. Бей достал из складок одеяния и бросил Эшеру нечто сверкнувшее на лету, как искра. Ключ.

– Иди, – сказал Бей. – Скоро начнет светать. Они уйдут раньше, а сюда не заглянут вообще. Лестницу никто не увидит, даже если будут стоять рядом. Эту способность я, к счастью, еще не утратил. – Он задумался на секунду и толкнул к Эшеру по полу свою серебряную алебарду. – Ты можешь встретиться и с вампирами, – пояснил он. – Если это будет Гелге Курт – убей его. Не ради меня. Просто он как раз тот, кто готов продаться любой державе. Он – как твой Кароли. Мне нужен был всего один птенец. А им нужны сотни – я даже не желаю знать, для чего. – Бей покачал тяжелой головой и повернулся к тому, что лежал во льду. Голос его стал почти неслышен: – И… спасибо тебе, Шехерезада. Спасибо за помощь.

На секунду Эшер задержался в дверях, оперся на алебарду, дрожа от холода, ибо верхнюю испачканную зловонной слизью одежду он скинул, оставшись в одной рубашке.

«Скольких убил Бей?» – подумал Эшер, глядя на согбенную над грудой льда фигуру. Не меньше, чем война. Кароли на месте Джеймса счел бы это вполне достаточным оправданием и на этот раз был бы совершенно прав.

Болезненно кряхтя, пользуясь алебардой, как костылем, Эшер с трудом спускался по ступеням.

Отголоски во дворе стали громче; доносились они из арки, ведущей к византийскому дворцу. Вопли, треск драгоценной утвари, топот бегущих ног. Дым ел глаза и застилал свет. Надо полагать, часть строения уже горела.

Ослабев, Эшер прислонился к колонне, гадая, хватит ли у него сил выбраться наружу…

Если Гелге Курт станет Мастером Константинополя (а Джеймс знал, что помешать он этому не сумеет), то рано или поздно Кароли (а может быть, и какой-нибудь младотурок) сделают из него новое оружие для грядущей войны.

И начнется другая эпоха.

Рассказать об этом Клэпхэму – тот не поверит. Да и леди Клэпхэм сочтет услышанное плодом горячки. Разумовский? Этот, пожалуй, способен поверить, но у его державы свои интересы. В Индии и в Болгарии…

И зараза начнет распространяться.

Что-то темное мелькнуло в арке и устремилось через двор к лестнице. Приостановилось на миг прямо перед ним – и Эшер понял, кто это. Для турка – высоковат, но, несомненно, турок: черные волосы, крючковатый нос, жесткие усы… по-волчьи блеснули глаза. Эшер не успел даже перехватить алебарду. Вампир просто отшвырнул его с дороги. Боль от удара об стену была такая, словно в бок ударили ножом. Перехватило дыхание. Когда Эшер вновь открыл глаза, вампир уже одолел добрую половину лестницы, двигаясь бесшумно и быстро. В лохмотьях цвета хаки он чем-то напоминал льва.

Я должен его догнать… – угрюмо подумал Эшер, зная, что способен лишь ковылять вверх по ступеням.

И Гелге Курт был не один. За ним стремительно и беззвучно скользнула еще одна темная тень. И за секунду до того, как Эшер узнал в этой тени Исидро – Исидро? – исхудалый, похожий на призрака лондонский вампир в молчании настиг не ожидавшего нападения Гелге Курта и, сбив с ног, вонзил когти в его горло.

Оба покатились вниз по лестнице, как два дерущихся кота, а секундой позже откуда-то взялся еще и третий, которого Эшер узнал сразу, хотя со времени пожара лечебницы в Венском лесу он изменился даже больше, чем дон Симон. Теперь лицо Чарльза казалось опустевшим, а глаза напоминали два кусочка грязноватого голубого льда. Он схватил Исидро за руки, отдирая его от противника. Вскочивший Гелге Курт выхватил из-за пояса солдатский нож и ударил Исидро в грудь, после чего тот вышиб у него лезвие ногой, а затем выскользнул из объятий Эрнчестера…

Оглушительно грянул пистолетный выстрел. Эрнчестер и Гелге Курт замерли, а Исидро осел, простерся на ступенях.

Из-за противоположной части колоннады выступил Игнац Кароли.

– Идемте, – сказал он. В руке его был револьвер армейского образца. Дуло дымилось. – Я его прикончил. Кароли говорил по-немецки.

– Он прикидывается! – Гелге Курт с подозрением смотрел вниз на неподвижно лежащего Исидро. На лице и на горле чужака, там, где прошлись когти дона Симона, мерцала кровь – но ни следа испарины. Вампир даже не задохнулся – строго говоря, он вообще не дышал. – Пулей с нами ничего не сделаешь.

Кароли усмехнулся.

– Мой дорогой Курт, разве вы ничего не слышали о серебряных пулях? Первое средство от нечистой силы. Когда вы станете работать на нас, я вам покажу, как они выглядят.

Глаза Гелге Курта опасно блеснули, но затем он осклабился – демон, подражающий человеку.

– Тем не менее. Шарль…

Чарльз Фаррен, третий граф Эрнчестерский, приложив ладонь ко рту, опустился на колени перед распростертым телом Исидро.

– Симон… – шепнул он, и затаившийся в тени Эшер по голосу его понял, что дело действительно безнадежно. – Симон…

– Пошли, – бросил Гелге Курт Эрнчестеру, и Эшер вспомнил, что столь же бесцеремонно Олюмсиз-бей обращался с Зардалу.

Эрнчестер поднял глаза, лицо его ожило на секунду. Воздух был напоен дурманящим запахом крови.

– Но он… – с запинкой начал Чарльз.

– Пошли!

Гелге Курт не дотронулся до Чарльза, он даже не двинулся, но Эрнчестер вздрогнул. Поднялся и последовал за хозяином. Оба вампира бесшумно скользнули вверх по лестнице.

Кароли пересек двор, держа пистолет наготове. Когда он ступит на первую ступеньку лестницы, Эшера от него будут отделять три длинных шага – самое подходящее расстояние, чтобы успеть получить пулю в грудь. Джеймс подумывал уже, не бросить ли ему куда-нибудь в сторону ключ, чтобы звон заставил венгра обернуться, когда кто-то окликнул из арки:

– Мистер Кароли!

Если бы не семнадцать полных неожиданностей лет на службе ее величества, Эшер бы замер на секунду, пережив смятение и шок: Лидия??? – и драгоценная секунда была бы потеряна. Он уже знал, что это ее голос, делая два длинных шага и обрушивая алебарду на шею Кароли. Лезвие легло плашмя, австрияк обернулся, пуля выщербила штукатурку за спиной Эшера. Джеймс повторил удар – и опять неточно. Осиновое древко угодило Кароли в висок.

Барон опрокинулся навзничь и, выронив револьвер, ухватился за древко алебарды. Каждый тянул оружие на себя – и тут появилась Лидия (вне всякого сомнения – Лидия!) с тяжелым бронзовым подсвечником в руке, который она изо всех сил опустила на позвоночник венгра. Тот охнул, согнулся, и Эшер, ударив его для верности ногой под ребра, нагнулся и подобрал револьвер. Лидия тем временем отпрянула на безопасное расстояние и стояла теперь, тяжело дыша. Рыжие волосы ее были растрепаны, и она напоминала взъерошенную русалку в рваном вечернем платье и длинных оперных перчатках. На шее мерцала серебряная цепочка.

Кароли перевернулся на спину, задыхаясь, поднял руки: