Рейвен снова издала крик, приветствуя неприрученного зверя, приподнимаясь ему навстречу. И когда он сорвал с нее трусики, она прижалась своим естеством к его жаждущему рту. Низкое рычание вырвалось из уст Михаила. Он упивался ею. Тем, как она вцепилась в его волосы, притягивая его еще ближе, ее хриплым бессвязным криком. Ее тело сотрясали судороги, пламя, раскаленное добела, требовало высвобождения.

Рыча от наслаждения, он удерживал ее на самом краю. Их запахи, смешиваясь, кружили ему голову. Он хотел, чтобы она ощутила его власть над нею, чтобы она горела и нуждалась в нем, как он нуждается в ней.

Его собственное имя эхом отозвалось в голове Михаила ее невнятной мольбой, от которой его напряженное тело начало испытывать боль. Жажда обладания стала невыносимой. Его тело требовало шелковистых прикосновений ее губ, нежных покусываний ее зубов.

С рычанием он вознес ее на облака, отчего ее тело охватила сильная дрожь, и оно изогнулось, требуя большего — проникновения. Упав на колени, она стала стаскивать с него брюки, пока его плоть не вырвалась на свободу, напряженно направленная в ее сторону. Ногтями Рейвен царапала его ягодицы.

Ее низкий смех эхом отозвался в его сознании. Скольжение шелковистых волос по его бедрам было почти невыносимым. Настал его черед, и он сообщил ей об этом безмолвной мольбой. Когда она подчинилась, горячий и влажный атлас ее рта свел его с ума. Если до этого он еще владел ситуацией, то теперь власть перешла к Рейвен, и она была в полном восторге: она могла делать с ним, что хотела.

Рычание пророкотало в его горле, становясь почти животным, пугающим. Его бедра двигались в безумном ритме. Михаил вдруг понял, что больше не может это выносить, и, оттолкнув ее, опустился на пол с ней вместе и раздвинул ее колени, готовясь овладеть ею.

Прижав Рейвен к полу, он вошел в нее одним мощным толчком, заполнив собой ее узкий бархатный канал так глубоко, как только было возможно.

Рейвен вскрикнула, когда он с силой вошел в нее; каждый его толчок был исступленнее, чем предыдущий. Она языком ласкала его горло.

— Накорми меня, Михаил. Накорми сейчас, когда овладеваешь мною, а потом я дам тебе все, чего ты пожелаешь.

Она шептала это, как колдунья. Никогда до этого она не просила его крови, дающей жизнь, и сама мысль об этом возбуждала. Его тело затвердело, как камень, но стало двигаться медленнее, и он смог ощутить ее предвкушение, когда она облизывала точку, где бился его пульс. И когда он погрузился в ее горячие ножны, ее зубы в ответ глубоко проникли в него. Раскаленное добела тепло и голубые молнии пронеслись по его телу. От утонченного наслаждения, соединенного с болью, он запрокинул голову.

Сладкий запах его древней крови смешался с их мускусным запахом; сильные движения ее губ и языка перекликались с крепкой хваткой ее рук. Он хотел, чтобы она приняла его кровь и семя в свое тело. Оно вздымалось ему навстречу в сладостной пытке, сжимая его в бархатных тисках.

Они лежали, соединенные, и по их телам прокатывались волны удовольствия. Он был сверху, каменно тяжелый. Пальцы Рейвен гладили его волосы, его лицо. Она приподняла бедра, а внутри ее все сжалось, обхватывая его еще плотнее. Притянув к себе его голову, она впилась в его рот, делясь сладостным вкусом его крови, поддразнивая, соблазняя, продлевая его жажду, подводя его к последней черте.

Он взял себя в руки и жадно впился в ее губы. Его язык ласково скользнул по ее горлу, задержался на трепещущей жилке. Его зубы царапали, мучая, пока он овладевал ею, погружаясь глубоко и мощно.

Рейвен пробормотала его имя, притягивая его голову к своей груди, приподнимаясь в умоляющем приглашении. Он потерся щекой и уткнулся в ложбинку между ее грудями, больно царапая щетиной ее нежную кожу. Он взял губами ее сосок, она прижала его к себе, и тут ее тело взорвалось от удовольствия, подчиняясь его ритму.

Михаил поднял голову, его глаза были затуманены, они затягивали в глубины сознания. Он потерся о ее грудь, проложил по ней дорожку из поцелуев. Его бедра подались вперед. Его глаза снова встретились с ее глазами.

— Да, пожалуйста, да, — требовательно прошептала она, притягивая его голову. — Я хочу этого, Михаил.

Его зубы царапнули и пронзили ее тонкую кожу, огненно-белая боль охватила ее, но, несмотря на это, тело содрогнулось в экстазе. Клыки проникли глубоко, и голод его был ненасытным. Он погрузился в нее, он выпивал ее, наполняя жизнью свое тело, его сознание слилось с ее сознанием.

Опасность. Сладостная опасность. Если бы это длилось вечность — этот миг, когда они делят тело, кожу, сознание. Каждый удар, быстрый и сильный или медленный и глубокий, был изысканным мучением. Ее кровь наполняла каждую его клетку. Он входил в нее как можно глубже, унося обоих ввысь, за облака, где они взорвались в огненном вихре и, растворившись в нем, упали на землю.

Рейвен лежала под ним, вслушиваясь в их смешанное сердцебиение; ее пальцы скользили в его темных волосах цвета эспрессо. Ее тело принадлежало ему — она вся ему принадлежала. Его язык ласково прошелся по ее коже, слизнув капельку крови, стекающую по груди. Обрушив дождь поцелуев на ее груди, Михаил скользнул губами по горлу Рейвен и нашел ее рот нежным и мягким поцелуем. Он погладил ее горло, упиваясь мягкостью ее бархатистой кожи.

Он был поражен, что она выбрала именно это мгновение, чтобы принять то, что она теперь карпатка. Он не сомневался, что она любит его и связана с ним, но он знал, что она отвергает саму мысль о том, что ей придется делать, чтобы жить. Его восхищало, что после ужаса, который она пережила, она нашла в себе силы безоговорочно принять новую жизнь. За все время, что они провели вместе, Михаил понял, что она всегда будет его удивлять.

— Ты хотя бы понимаешь, как сильно я тебя люблю? — тихо спросил он.

Ее длинные ресницы взметнулись, и фиолетовые глаза остановились на его лице. Она медленно и восторженно улыбнулась.

— Ну, немножко, наверное, понимаю. Со мной все будет в порядке. Делай то, что должен делать, и не беспокойся обо мне.

— Я хочу, чтоб ты немного поспала.

Он передвинулся, избавляя ее от тяжести своего тела, и обнаружил, что так до конца и не разделся.

— Ты этого хочешь только потому, что слишком зол на Романова, и не хочешь, чтобы я узнала о том, что ты собираешься сделать.

Она приподнялась на локте, и густая копна волос рассыпалась по ее телу, прикрыв грудь.

От этого зрелища он вздрогнул, а его глаза стали черными от внезапно нахлынувшего желания. Она заливисто рассмеялась. Михаил склонил голову, и ее соски напряглись от прикосновения его языка.

Пальцы Рейвен с любовью прошлись по его густым волосам.

— Ты не хочешь подвергать опасности Жака и собираешься оставить его со мной в качестве телохранителя. — Ее глаза потеплели, — ты хочешь сделать что-то, что я не смогу принять, но я верю тебе, Михаил. Я считаю тебя могущественным и честным. Ты имеешь полное право презирать Руди, но я знаю, ты сможешь забыть об этом и поступить так, как считаешь правильным. Он молод, он потрясен смертью обоих родителей. Что бы он ни нашел, он стал подозревать тебя, поэтому все так получилось.