шишками и початками кукурузы. Ожерелье из желтых самоцветов, каждый размером с вишню. Венец на волосах, убранных под узорчатое покрывало. И золотую маску.

Верховный вздрогнул и сам себя успокоил.

Все верно.

Если краску использовать нельзя, остается лишь это. Как еще защитить её от недостойных взглядов?

За спиной тенью стояла Ксочитл.

- Ваша сестра весьма… старательна.

- И свирепа, - усмехнулся Владыка Копий. – Когда полагает, что кто-то хочет навредить её… повелительнице. Ксочитл присылают дары. Много. А еще несколько весьма достойных юношей признались ей в любви. Стихи пишут.

- И?

- Она не настолько глупа. Но мне шлют письма. Многие ныне будут рады взять её в свой дом.

- А она?

Будет жаль потерять столь разумную женщину.

- Она сказала, что уже нашла свой дом. Она не оставит Императрицу. И не предаст, если вы того опасаетесь.

- Тогда ей следует быть осторожной.

Девочка, словно услышав тихую их беседу, повернулась.

- Очень осторожной, - Владыка Копий ступал медленно. – Её уже пытались отравить. Но она и вправду умна. Если бы она родилась мужчиной, возможно, я бы и не стал тем, кем стал.

- Слава! – крик этот заставил Верховного вздрогнуть. – Слава Императрице!

С места поднялся Инуа.

- Ишь ты, вырядился… - проворчал Владыка Копий.

А Верховный вдруг понял, что он все-таки дурак. Боги? Люди давно перестали бояться богов. Люди? И людей они не боятся тоже.

Инуа выбрался из-за стола, чтобы приблизиться к трону. Шел он медленно, и кубок в руке его сиял золотом. Как и сам Инуа.

И вправду вырядился.

Золотой плащ.

Золотые одежды. Золотая цепь с желтыми камнями. И чудится в том…

- Слава великой Дарительнице Жизни! – Инуа остановился и отвесил поклон, только какой-то… словно издевка мелькнула. А потом дрогнула рука и вино из кубка полилось на белый мрамор пола.

Красное.

Опять красное.

И венок из увядших цветов съехал с головы, чтобы упасть под ноги.

- Взгляните, - Инуа повернулся к трону спиной. – Кто на троне? Дитя! И не просто дитя, а то, в котором нет ни капли божественной крови… и что оно принесло? Нам говорят, что близится конец мира? Я верю! Близится! Ибо нарушены законы! Ибо повергнуты основы основ…

- Постарайтесь не влезть в драку, - Владыка Копий просто поднял Верховного и поставил к колонне. – И преемник! Если мы переживем этот день, вы объявите его завтра же!

Если…

- …великой Империей правят две бабы! Одна – дитя, вторая – шлюха, что делит постель со своим братом! - вскинутая рука указала на Ксочитл, которая, впрочем, не шелохнулась. Пусть на лице её не было маски, но само лицо это было подобно маске. – А нам твердят о провидении! О воле богов! Безбожно готовя удар в спину!

- Хватит, - мягкий голос девочки почти утонул в шуме.

Люди поднимались с мест.

И… не просто.

Мелькнул клинок, и первое тело упало на стол. Зазвенела посуда. Кто-то закричал и захрипел, пытаясь схватиться за перерезанное горло.

- Хватит! – подхватил Инуа. – И вправду хватит нам строить из себя преданных слуг, ибо не осталось никого, кому мы могли бы служить, с честью сказав, что вот он, истинный потомок богов…

Взгляд его обратился к трону.

- Ты не виновата, - сказал он, глядя в темные глаза Императрицы. – Ты – всего-навсего ребенок. А дети должны слушать взрослых. Правда, не всех взрослых стоит слушать.

Палец указал на Ксочитл. И та вышла, пытаясь встать между девочкой и человеком, в руке которого появился клинок.

Криков становилось больше.

Звенело оружие.

Взвыл и смолк рог, крича о помощи. Распахнулись с грохотом двери и… и рука Инуа застыла.

- Хватит, говорю же, - Императрица встала, опираясь на руку Ксочитл. Подняла юбки, слишком длинные, они волочились по ступеням. И детеныши леопарда, до того дремавшие в корзине, попытались вцепиться в золотую ткань. – Глупый человек.

Она же спускалась.

И Верховный видел, что неудобно ей в этих одеждах. И раздраженная, она сняла маску, уронив на ступени, а следом и венец.

Она остановилась перед Инуа, глядя на него снизу вверх. А он вдруг дернулся, словно пытаясь вырваться из невидимых пут.

А становилось тише.

И крики смолкли.

- Ничего не понимаешь, - Императрица склонила голову, и колокольчики в тонких косичках её зазвенели. – Я хотела говорить. С вами. Потом. После. Но вы не хотите слушать.

Рука Инуа дрогнула и двинулась к шее. Медленно. Так, словно через силу. Его лицо исказилось. Губы разошлись, готовые исторгнуть крик, но из горла донесся лишь клекот.

Клинок коснулся шеи.

И вошел в плоть.

Императрица зажмурилась, когда в лицо и на волосы брызнуло кровью. Тело Инуа еще несколько мгновений продержалось на ногах, чтобы после рухнуть-таки. Императрица облизала губы, а потом стерла кровь с лица. Ладошкой.

И повернулась к столу.

Посмотрела вниз.

Влево.

И вправо. Протянула руку, и Ксочитл молча взялась за тонкие пальчики. Кровь на них казалась яркой, куда ярче золота. Переступив через лежащего Инуа, девочка молча двинулась вдоль стола. Она остановилась перед юношей, кажется, из рода Золотого Ястреба. Покачала головой. И наклонившись, коснулась темных волос. Потом дернула было клинок, застрявший в груди.

Тихо стало.

- Помоги, - сказала Императрица, и Ицтли поспешил на зов. Он выдернул клинок, который протянул ей с поклоном. Но девочка лишь покачала головой. А потом снова коснулась лежащего. – Мой. Теперь. И тот тоже.

Она указала на мужчину, в спине которого торчал нож.

- А ты… - Императрица повернулась к советнику Ачтли, согнувшемуся в поклоне. – На твоих руках кровь. Разве не видишь?

Он мотнул было головой.

И захрипел, упав на пол, выгибаясь. Изо рта его пошла пена. И кто-то громко икнул, где-то там, за столами. А Императрица пошла дальше.

Верховный закрыл глаза.

…я песню свою возношу.

Всплыли в памяти слова старого гимна.

…к тому, кто есть Даритель Жизни.

Эй, начинайте пляску.

Славьте имя его.

Славьте руки его.

В доме мертвых – жилище его…

Он повторял это шепотом, и замолчал лишь когда щеки коснулась ледяная рука.

- Совсем устал, - сказала Императрица печально. – Плохо. Сегодня ведь праздник. Праздновать надо.

От её прикосновения остался липкий след крови.

И Верховный заставил себя улыбнуться.

- Славься… та, что Дарительница Жизни, - произнес он. И робкие голоса подхватили, затянули древнюю песнь.

Завтра он назначит себе преемника.

Завтра.