Анжелика знала, что в течение последних лет в замке дю Плесси-Бельер не было никаких работ. У нее были все шансы найти ларец на старом месте. В день свадьбы она должна будет отдать его маркизу по условию брачного контракта.

Приготовления к отъезду в Пуату были оживленными. С ней должны были ехать дети, Барба, Легкая нога и прислуга. Понадобились две кареты, чтобы разместить людей и багаж.

Филипп, в свою очередь, должен будет отправиться туда сам. Казалось, его не интересовала предстоящая свадьба. Он продолжал посещать Лувр и Версаль.

В течение последней недели мадам Марен видела его один раз. В маленьких записках, которые ей передавал Молин, маркиз давал ей свои распоряжения. Анжелика должна будет приехать к такому-то числу, а маркиз приедет в тот же день с аббатом и Молином. Свадьба состоится сразу же.

Анжелика помнила все его указания.

— Ничего, в будущем я обломаю этого молокососа, — говорила она себе.

Чтобы покрыть расстояние от Парижа до Пуату, понадобилось три дня. Дороги были ужасны. Но все обошлось благополучно, если не считать, что у одной из карет поломалась ось при въезде в Пуату. Заменив ось, наутро экипаж отправился в Монтелу.

Анжелика постепенно узнавала знакомые места. Она едва сдерживала себя, чтобы не выскочить из кареты. Всю дорогу Анжелика рассказывала детям о Монтелу, и сколько возможностей будет у них порезвиться на свежем воздухе.

И вот наконец в дымке показался белый замок, расположенный на берегу красивого пруда. Когда они подъезжали к замку дю Плесси, их уже встречали несколько слуг. Несмотря на то, что семейство дю Плесси бросило свой провинциальный замок на произвол судьбы, последний, казалось, был в хорошем состоянии, благодаря стараниям старого Молина. Интендант за неделю до их приезда предупредил, что приедет хозяин, и в замке был наведен порядок.

Через открытые окна свежий воздух проникал в комнаты, смешивался с запахом старых ковров и мебели. Анжелика не испытывала особого удовольствия от приезда в дю Плесси, здесь она чувствовала себя скованно. Может, ей нужно было радоваться, обнимать детей, но на душе у нее было грустно и тоскливо.

Когда Анжелика увидела своих детей, сидящих за столом, вымытых, одетых в чистые костюмчики, уплетающих за обе щеки деревенский пирог, ее сердце наполнилось радостью. Покормив детей, она прошла в комнату, где когда-то отдыхал принц Конде. Два лакея принесли горячую воду для мадам и наполнили до краев ванну.

Анжелика заговорила с ними на наречии Пуату. Лакеи открыли рты от изумления, услышав, что знатная дама говорит с ними на их родном наречии. Они, конечно же, не могли знать, что в детстве Анжелика свободно говорила на нем.

— Вы не узнаете меня? — спросила мадам Марен, смеясь. — Я — Анжелика де Сансе де Монтелу. А ты, Гийо, разве не помнишь меня? Ты же из деревни Моби, что находится недалеко от Монтелу.

— О, как хорошо! Все хотят знать. Кто же будет нашей новой хозяйкой!

Растерянная Анжелика не знала, что сказать простаку Гийо. Она удивлялась, почему здесь никто не знает о свадьбе.

«Да, маркиз наводит тень на плетень», — подумала Анжелика. Она подошла к окну и открыла его. Увидев узкий выступающий карниз, который вел к башенке, где вот уже много лет лежал злополучный ларец, она изумилась.

«Я стала толста, — подумала она. — Никогда я не смогу дойти до башенки».

Все восхищались ее стройным телом, но в этот вечер она увидела, что время неумолимо. Сейчас ей не хватало той легкости и гибкости, которыми она обладала в детстве. Поразмыслив, Анжелика решила позвать Жавотту.

— Жавотта, дитя мое, — обратилась она к девочке, — ты легкая, как тростинка. Постарайся пройти по карнизу до края башенки. Но смотри не упади.

— Хорошо, мадам, — ответила Жавотта, стараясь угодить хозяйке.

Опершись о подоконник, Анжелика с замиранием сердца следила за действиями девочки. Когда она приблизилась к башенке, мадам Марен воскликнула:

— Посмотри, видишь ли ты что-нибудь внутри?

— Да, мадам, я вижу что-то черное… коробку, наверное.

Анжелика закрыла глаза.

— Слушай меня, девочка моя. Осторожно возьми коробку и принеси мне.

Через минуту она держала в руках ларец монаха Экзили.

— А теперь иди, — сказала Анжелика тихим голосом, — и не болтай никому о том, что ты сделала сейчас. Если будешь держать язык за зубами, я подарю тебе чепчик и новое платье.

— Что вы, мадам! — воскликнула девочка.

Анжелика осторожно вытерла ларец, поставила его на стол и с трудом открыла крышку, так как пружина задвижки заржавела. Наконец крышка поддалась, и на пожелтевших от времени листках она увидела ампулу с ядом цвета изумруда, предназначенным для королевской семьи.

Посмотрев некоторое время на ампулу, мадам Марен закрыла ларец и положила его на старое место, в секретер, откуда 15 лет назад она так легкомысленно взяла его. В день свадьбы Анжелика поменяет этот проклятый ларец на обручальное кольцо.

Спрятав ключ в корсаж платья, она продолжала осматриваться. Да, именно эта комната принесла ей несчастье. Но разве могла тринадцатилетняя девочка знать, что войдет в историю? Конечно, нет. В связи с этой необдуманной кражей ее муж, граф Жоффрей де Пейрак, был осужден, а их счастливая супружеская жизнь разбита.

Анжелика пыталась забыться. Ее думы были прерваны криками сыновей, доносившимися из детской. Надо было торопиться. Быстро переодевшись, она вышла в холл.

Возле входа их уже ждала старая двуколка. Анжелика заняла место кучера. Стегнув лошадей, она весело крикнула:

— В Монтелу, друзья мои!

Вот они проехали подвесной мост, по которому с важностью хозяев расхаживали индюки. Анжелика заметила, что их старый замок не изменился.

Зайдя в кухню, Анжелика увидела отца, сидящего за столом. Рядом сидела кормилица и чистила лук. Анжелике показалось, что отец и старая женщина были искренне рады ее приезду, как будто встретили давно умершего человека, пришедшего с того света. В мыслях они, конечно, похоронили Анжелику.

Присутствие Флоримона и Кантора сгладило общую сдержанность. Кормилица плакала, прижав детей к груди. Через три минуты щеки детей были красны от поцелуев, а руки были полны яблок и орехов. Кантор, вскарабкавшись на стол, пел весь свой репертуар.

— С тех пор, как последний Жан-Мари уехал в коллеж, он не показывался, — заметила кормилица.

В темном салоне тетушка Марта продолжала ткать свои ковры, как большой жирный паук плетет паутину.

— Она уже ничего не слышит и немного помешалась, — объяснил барон Анжелике.

Но старуха, внимательно посмотрев на нее, спросила глухим голосом:

— Хромой тоже приехал? А я думала, что его сожгли.

Это был единственный намек в Монтелу на ее первую свадьбу. Казалось, родные предпочитали держать язык за зубами в отношении этой части ее жизни. Барон не задавал никаких вопросов. По мере того как его дети приезжали и уезжали, у него в голове все перепуталось. Он говорил о Денисе, Жане-Мари, Гонтране, не вспоминая Ортанс. Но главная тема его разговора была о мулах и лошадях.