Конфликт между «оккупантами» и «населением» – основной скрытый социальный конфликт внутри современного российского общества. Это и есть то главное общественное противоречие, которое тормозит развитие российского общества, без преодоления которого ни одна из исторических задач, стоящих перед Россией, не может быть решена. Прежде чем заниматься модернизацией, индустриализацией, либерализацией, демократизацией и еще бог знает чем, общество должно освободиться от криминальной опеки, сбросить с себя мафиозное ярмо, угнетающее его производительные силы.

Криминал разлагает русское общество, извращает цели и задачи русской государственности, вызывает необратимую деградацию русской культуры. Криминальная стихия, как вирус, живет внутри любого здорового общества на протяжении всей его жизни. И любое общество на протяжении всей своей жизни борется с этим вирусом. Победить криминальную стихию, как и вирус, окончательно нельзя, но можно и нужно держать ее под контролем. Стоит, однако, обществу ослабнуть, а его социальным и политическим институтам отклониться от тщательного исполнения заложенных внутри них программ, как криминальный вирус берет реванш и начинает поедать еще живое общество изнутри.

Социальный иммунодефицит опасен так же, как и биологический. Как правило, эта вирусная атака на ослабленное общество заканчивается быстро и печально. Общество умирает, а вместе с ним умирают и те паразиты, которые его пожирали. Но если это общество в свою очередь оказывается паразитическим и само живет за счет какого-то неограниченного внешнего ресурса (находится, так сказать, на искусственном питании и дыхании), то драма может затянуться. Возникает паразитическая цепочка, на вершине которой оказывается криминал, в середине – общество, подмятое им под себя при помощи подконтрольного ему государства, а в основании лежит тот самый ресурс, за счет которого они оба существуют.

Современную Россию невозможно представить без «Газпрома». Если бы не было Черномырдина, взлелеявшего эту уникальную монополию, то не было бы и Путина с его режимом. Недаром, повинуясь интуиции, Кремль, укрепившись политически, стал немедленно создавать нефтяной аналог «Газпрома» из «Роснефти». Выдерни из-под власти «Газпром» с «Роснефтью» – и от нее ничего не останется. Нефтепроводы и газопроводы для криминальной российской элиты есть то же, что Шелковый путь для кочевников – источник непрерывного и неограниченного «нетрудового» обогащения. Поэтому в российском обществе и возобладали нравы, естественные для какого-нибудь вайнахского племени, но мало сочетающиеся с христианской традицией. Сегодня не Кавказ входит в Россию, а Россия – в Кавказ.

Насаждаемые криминалом нравы корежат нравственные устои русского народа. Под его давлением начинает работать отрицательный социальный лифт, который вытаскивает на поверхность все гнилое, что можно найти в народной гуще. И наоборот, все доброе, светлое, истинно христианское выкорчевывается в народной душе. Формируется негативная матрица поведения, из которой можно выскочить, только отправившись во внутреннюю или во внешнюю эмиграцию. То же происходит со всеми социальными и политическими институтами. Вместо того чтобы стабилизировать общество, защищая его от хаоса, они привносят хаос в общественную жизнь, революционизируя Россию похлеще любой оппозиции.

Существует заблуждение, что нынешний режим – это и есть традиционный образ русского государства. Мол, лучше, увы, не стало, но и хуже (если посмотреть внимательно на то, что было), слава богу, тоже не стало. Русским «деревенщикам» даже мерещится возвращение к каким-то там православным истокам. Традиционалисты потянулись в Кремль толпами – слепые, они перепутали дорогу в вертеп с дорогой к Храму. Нынешний режим не имеет ничего общего с русской государственной традицией (мы не обсуждаем здесь – хороша она или плоха), кроме некоторого поверхностного сходства в «держимордии». Но в этом нет ничего специфически русского: подобное «держимордие» можно найти у любого африканского или латиноамериканского авторитарного режима. Весьма «культурные» немцы или итальянцы в не лучшие для них времена вели себя очень похоже. Во всем остальном – это не традиционное государство с крестьянскими патриархальными корнями, а пиратская республика.

Это не возврат назад и тем более не движение вперед, а отскок в сторону. Получив на выходе «из коммунизма» мафиозное государство, опирающееся на люмпена, Россия зашла в исторический тупик, из которого ей не выбраться эволюционным путем. Криминальную нашлепку на теле общества нельзя рассосать, ее можно только отрезать.

Не исключено, что революция, которая так пугает русскую интеллигенцию, в сложившейся ситуации окажется не злом, а благом. Революции были и остаются «локомотивами истории» и ее «повивальными бабками». Как любые роды, они почти всегда болезненны, а «локомотив» иногда может и переехать историю. Но это не значит, что революцию можно списать со счетов истории.

Проблема современной России состоит в том, что эволюционным путем из того криминального исторического тупика, в котором она оказалась, выбраться невозможно. Криминальный режим самодостаточен, и через десять, и через двадцать, и через тридцать лет он будет воспроизводить себя в том виде, в котором мы его сегодня наблюдаем. В отличие от коммунистического режима, он завязан на деньги, а не на идеологию, деградация которой автоматически означает его крах и перерождение. Этот режим сам по себе не рухнет до тех пор, пока не исчерпает внешние ресурсы, его питающие. Это резко сужает количество возможных политических сценариев для России.

Первый сценарий (неуправляемый крах) – это истощение природных запасов России или их катастрофическое обесценивание из-за мирового финансового кризиса, вслед за которым почти гарантированно наступает хаос и, вполне вероятно, распад страны. Если кто-то думает, что, когда закончится нефть, темницы рухнут и сама по себе наступит демократия, то он сильно заблуждается. Темницы, может быть, и рухнут, но приведет это только к тому, что еще больше уголовников выйдет на улицу. Это и есть кратчайший путь к тому самому «бессмысленному и беспощадному» бунту, которого никто не хочет. В этом случае режим гибнет, но вместе со страной.

Второй сценарий (управляемый крах) – это целенаправленное и организованное устранение режима до того, как нефть кончится, но так как смена режима конституционным путем – через выборы – в государстве, пораженном криминальным вирусом, практически невозможна, то этот путь, скорее всего, предполагает неконституционное разрешение конфликта между властью и оппозицией, т. е. революцию. Справедливости ради надо отметить, что к настоящему моменту конституционные рамки уже и так предельно размыты самим режимом, а конституционный порядок существует разве что в головах людей с сильно развитым воображением. При этом чем дольше будет сохраняться статус-кво, тем более болезненной будет смена власти.

Я не призываю к революции и не оправдываю революцию, я лишь констатирую печальные факты. Я лично предпочел бы, чтобы Россия обошлась без нее. Но реальных шансов на это у России немного. Ей приходится выбирать между плохим и очень плохим вариантами. Либо революция, что плохо, но сохраняются определенные исторические шансы. Либо катастрофа и бунт, что очень плохо и без всяких шансов. К сожалению, третьего уже не дано. Историческую развилку, на которой можно было выйти из этого тупика при помощи компромисса, Россия проскочила.

Можно, конечно, игнорировать эти реальности, предаваясь мечтаниям о внутренней эволюции режима или о демократическом выборе голодного народа в разрушенной стране, после того как криминальный режим доест Россию до конца. Я полагаю для себя безответственным поддерживать подобного рода иллюзии, мало сочетающиеся с действительностью. Отдавая себе отчет в том, что моя позиция не найдет сегодня понимания у значительного числа глубоко уважаемых мною людей, я в свое оправдание могу лишь процитировать Владимира Маяковского: «И мне бы строчить романсы на вас, доходней оно и прелестней, но я себя смирял, становясь на горло собственной песне». Единственный способ минимизировать потери от революции, не довести страну до хаоса и бунта – это подготовиться к этой революции, сделать ее как можно более осмысленной и как можно менее стихийной. Революция, какой бы «бархатной» она ни была, сначала решает свою главную и непосредственную задачу – устранение