Как мы отмечали в начале главы, открытия психологии и поведенческой экономики могут помочь в подходах к проблеме глобального потепления. Психологически мудрая подача имеющихся вариантов выбора (например, чтобы людям и коллективам приходилось отказываться от участия в добровольных и субсидируемых государством программах энергосбережения и сокращения выбросов, а не подписываться на них специально) может увеличить долю людей, участвующих в соответствующих программах**.

Из исследований, описанных в четвертой главе, вытекает, что изменение поведения, особенно когда оно происходит благодаря осторожному подталкиванию и наличию небольших стимулов, может повлечь за собой изменение установок и ценностей, которое в свою очередь повысит готовность принять (и даже активно требовать) дальнейшие изменения политики и приоритетов. Получить поддержку инициатив, направленных на смягчение последствий ожидаемой трансформации окружающей среды, таких как строительство дамб, может оказаться легче, чем получить поддержку драконовских мер по сокращению энергопотребления. Подобные проекты не угрожают влиятельным заинтересованным кругам, и наверняка появятся предприниматели, которые сочтут их прибыльным начинанием. Вдобавок строительство новой дамбы напомнит людям, что их сообщество признало необходимость отреагировать и на другие вызовы глобального потепления.

Некоторые защитники окружающей среды опасаются, что акцент на смягчении последствий будет отвлекать от главного и что из-за него реальная угроза, связанная с изменением климата, останется недооцененной. Мы считаем эти опасения напрасными. Широкая поддержка мер по снижению вероятности и издержек будущих отрицательных последствий изменения климата может стать той самой «ногой в двери», которая стимулирует поддержку других мер и затруднит работу защитных механизмов непризнания и самооправдания. Как отмечалось во второй главе, скромные поступки, сигнализирующие и закрепляющие готовность вести себя в соответствии с личными ценностями, могут стать основой для дальнейших поступков, требующих большего труда и имеющих более важные последствия. В свою очередь, такие поступки могут повлиять на то, что люди ожидают и требуют от своих соседей.

Это подводит к главной потребности текущего момента и одновременно к сути социальной психологии. Для реализации экологически ответственной политики принципиально важно кардинально изменить социальные нормы и приоритеты. Наше общество, и в конечном счете весь мир, нуждается в серьезном пересмотре того, что люди считают правильным и добродетельным, ради чего, по их мнению, стоит идти на жертвы и на что расходовать налоги. Необходим и пересмотр того, что считается не просто прискорбным, но непростительным, что видится не просто неправильным, но выходящим за грань дозволенного. Нет нужды делать каждого человека горячим сторонником мудрой экологической политики. Достаточно выстроить социальную среду, в которой и те, кто предпочел бы отложить изменения ввиду их обременительности, относились бы к ним с пониманием, ибо эти новшества рассматривались бы как норма, нечто само собой разумеющееся для настоящего гражданина.

Обеспечить будущее благополучие сообществ, регионов, государств возможно, если все заинтересованные стороны возьмут свою долю издержек, вместо того чтобы сваливать ее на других. Выиграли бы все, если бы рассматривали проблему глобального потепления не как игру «Уолл-стрит», а как игру «Сообщество» (как это описано в третьей главе), и каждый был бы уверен, что остальные будут выполнять обязательства перед сообществом, а не преследовать свои корыстные интересы. «Звучит прекрасно, — наверное, думаете вы, — но как достичь такой перемены мировоззрения и социальных норм?» Нет волшебного рецепта. Если бы он существовал, эта проблема не была бы «еще более тяжелой». Но некоторые предложения у нас есть.

Преодоление барьеров с помощью пересмотра социальных норм

Некоторые стратегии пересмотра существующих социальных норм очевидны; можно, например, чествовать людей, предприятия, сообщества и страны, взявшие на себя ведущую роль в борьбе с глобальным потеплением. Близкая, хотя и менее очевидная стратегия — использовать наглядные методы, чтобы порицать злостных нарушителей и отстающих. Школьные учителя могли бы сыграть в этом важную роль (как, впрочем, и преподаватели университетов). Защитные механизмы непризнания и самооправдания реже включаются, пока мы молоды и у нас не возникли политические пристрастия, не оформились экономические интересы и требующие оправдания привычки. Смена норм поведения будет первоначально медленным и тяжелым процессом из-за сопротивления укоренившихся в обществе экономических и политических сил, о котором мы уже говорили. Но такие перемены все-таки случаются: как только процесс сдвигается с мертвой точки, импульс нарастает, и разительные преобразования могут происходить достаточно быстро.

Во второй половине XX века войны между западноевропейскими державами, имевшие место на протяжении многих столетий, внезапно прекратились и сегодня кажутся немыслимыми. Соединенные Штаты превратились из страны, в которой мы считали важным знаком прогресса одну-единственную актрису-афроаме-риканку, исполнявшую нестереотипную роль медсестры в комедийном сериале***, в страну, дважды избравшую афроамериканца на пост президента, — и это в течение нашей, авторов этой книги, жизни. При жизни наших детей право на брак для однополых пар, которое не хотели отстаивать даже активные борцы за права геев — из страха отпугнуть нерешительных сторонников, было признано самым консервативным за последние десятилетия составом Верховного суда США как знак признания радикальной перемены в общественном мнении.

Смена норм, касающихся репродуктивного поведения по всему миру, дает еще один обнадеживающий пример. В 1970 году ни в одной из стран Европы суммарный коэффициент рождаемости не был меньше 1,7. К 2000 году рождаемость уже более чем в двадцати пяти из них не превышала этот уровень. Падение рождаемости произошло и в развивающихся странах: в Индии с коэффициента чуть меньше 6,0 в 1950-х годах до 2,6 в 2011 году, близкого к уровню, обеспечивающему простое воспроизводство населения, и в Бразилии с 6,3 в 1960 году до 2,3 всего четыре десятилетия спустя [9].

Поразительная трансформация социальных норм, связанных с курением в Соединенных Штатах, особенно поучительна: стремительно изменились не только эти нормы, но и мнение о курении и курильщиках, которое распространялось вместе с этими изменениями. Спустя всего несколько десятилетий курение не только больше не ассоциируется со зрелостью, искушенностью, сексуальной привлекательностью, но и, по крайней мере в среде среднего класса, а также у образованной молодежи, отмечено клеймом нечистоплотности и воспринимается как признак слабости и недальновидности. И это случилось несмотря на пропагандистские усилия производителей табака, которые были организованы лучше и финансировались щедрее, чем нынешняя кампания по отрицанию глобального потепления.

Конечно же, существование наглядного противника, «воплощенного зла», такого как табачная промышленность (которая прекрасно справилась с ролью злодея), значительно облегчило введение ограничений, обременительных налогов на курильщиков, запрет на рекламу сигарет на телевидении. Сыграли свою роль и школьные уроки о риске курения для здоровья. Тем не менее, как и в случае смены установок по расовым вопросам и отношения к однополым парам, движущей силой здесь выступило влияние младших поколений на старшие, а не наоборот.