Наши, понял он еще до того, как подстроил резкость бинокля и смутное белесое пятно превратилось в лицо Слона, искаженное улыбкой, более похожей на гримасу...

А потом все произошло быстро.

Машина вспыхнула.

Слон рванулся назад, к лесу.

Тут же споткнулся — словно о натянутую над самой землей веревку.

Каким-то чудом не упал, удержал равновесие, но на следующем шаге левая его нога подломилась, он опять устоял, уже на одной правой, — с ног его сбила только огненная волна от взорвавшегося бензобака....

10 августа, 12:08, ДОЛ «Варяг», шестой корпус

Выскакивая из палаты, Киса ударилась ребрами, сильно и больно, — железная спинка кровати заканчивалась двумя выступающими по краям острыми обрезками труб, вместо хромированной дуги, предусмотренной конструкцией.

Она вспомнила, метнулась к шкафу, кривясь и шипя от боли. Извлекла из-за него ту самую отвалившуюся дугу. Оружием неудобная железяка казалась не особо грозным, но Алина сжала ее так, что побелели костяшки пальцев.

И устремилась к двери корпуса.

Странный и небывалый азарт овладел Кисой — она уже хотела, чтобы их смехотворная дверь поддалась, чтобы в нее просунулась хищная, оскаленная харя... Алина почему-то не сомневалась, что сумеет закончить дело одним ударом.

Она не успела — выстрел грохнул, заложив уши и заглушив звон вынесенных стекол, и за частым переплетом окна мелькнула удалявшаяся фигура. Киса к ней не приглядывалась, потому что Масик медленно сползала вдоль стены, уставленной детскими шкафчиками без дверец, — ее рука хваталась, оставляя кровавые пятна, за развешанные рубашки и платьица — и никак не могла уцепиться...

10 августа, 12:08, лесная дорога

Пламя вспучилось исполинской поганкой и тут же опало, открыв глазам чадный костер, в который превратился «уазик».

Абрек надавил кнопку рации и устало доложил Кравцу:

— Абрек на связи. Все, закончено... Один вроде жив, разве что обгорел малость...

Через несколько секунд стрельба затихла.

Абрек осторожно встал и медленно двинулся вперед, держа автомат наготове — просто по привычке, уже не ожидая никакой пакости от лже-ментов.

«...Вот и все, — думал он, — конец очередной командировке. Веселенькая, однако, вышла прогулка по курортному местечку, будет о чем рассказать Наташке и гостям послезавтра, она переживала, что не успеваю на годовщину свадьбы, и все боялась, хоть и не говорила, но думала, думала — по глазам было видно, — что на самом деле никакая это не Карелия, а посылают надолго и гораздо южнее, сидеть за бетонными плитами блок-поста и ждать, откуда прилетит пуля...»

Пуля попала чуть ниже края сферы. Откинула назад и опрокинула на спину — Абрек уже не слышал, как снова затрещали очереди; не видел, как торопливо залегла вторая пятерка, тоже было вставшая и выходившая из невысоких кустов. Двое, впрочем, не залегли, а рухнули обмякшими куклами, не делая попыток отползти.

Абрек лежал, недоуменно глядя в небо, пухлые губы придавали лицу обиженно-детское выражение. Звали его Пашей Скворцовым. Полтора месяца назад ему исполнилось двадцать четыре года.

10 августа, 12:08, лесная дорога

Леша Закревский не успел задуматься, кто и зачем устраивает здесь, на мирной лесной дороге, засады на милицейские машины. Кто расстреливает вышедших поиграть в «Зарницу» школьников. Перед ним были чужие и этого хватило, чтобы нажать на спуск. А потом думать стало некогда, чужих оказалось много и они хватко взялись за дело...

Свинцовые бичи безжалостно хлестали место, с которого он выпустил две короткие очереди. Лешка успел сменить позицию, вжался в землю среди переплетенных корней — по нему палили не прицельно, но срезанные шальными пулями ветки падали рядом. «Стволов девять-десять, — подумал он, — стрелять умеют и все в брониках, надо отходить...»

Слева, уже на его стороне дороги, сквозь ельник мелькнуло еще несколько теней в сером — грамотно обходили под прикрытием плотного огня.

АК в руках Закревского огрызнулся парой коротких очередей. Серые силуэты мгновенно вжались в землю; ответный огонь не заставил себя ждать — теперь по нему палили стрех сторон. Спуститься бегом с обратной стороны холма, прикрывающего от дороги, не получилось — склон оказался голым, пара-тройка невысоких кустиков не могла скрыть такого маневра.

«Ну ладно, повоюем, — подумал Закревский, отползая к нагромождению валунов на самой вершине холма. — Посмотрим, ребята, как вы меня отсюда выковыряете, это вам не машины из засады расстреливать...»

Ретроспекция. Лес

Лес содрогнулся.

Давно, шесть десятилетий назад, слышал он в последний раз звуки настоящего боя: сухо трещали трехлинейные винтовки и отвечали им автоматы «Суоми» (чуть позднее родившие в сожительстве с гениями зековских шарашек бастарда — ППД, громоздкий и не очень удобный в бою пистолет-пулемет Дегтярева); раненым мастодонтом ревел завязший в болотце танк Т-35 — огромный, неуклюжий, пятибашенный, действительно похожий на заблудившегося во времени древнего монстра; в небе, вместо тянущихся на север, в тундровые болота, птичьих косяков кувыркались другие птахи — тупорылые «ишачки» выпускали белохвостые кометы «эрэсов», ныряли вниз, чуть не к самым сосновым кронам, так что хорошо виднелись в открытых фонарях кожаные шлемы пилотов; и бухали, равномерно и неумолимо, как капли воды в старинной китайской пытке, стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы, выковыривая из-под железобетонных колпаков дотов упрямых белобрысых шумилайненов...[7]

Звуки эти давно смолкли, впечатавшись навеки в годовые кольца той страшной для леса зимы; давно заросли в толще стволов смертоносные когда-то сталь и свинец; заплыли, затянулись травой и мхом воронки, ямы блиндажей и канавы ходов сообщения... Но дело было не звуках и не в рассекающем воздух и плоть деревьев раскаленном металле, — взрывы и после войны снова и снова разрывали лесную тишину, будущую курортную зону крайне тщательно, метр за метром, очищали от всех опасных сюрпризов — и очистили хорошо, даже черные следопыты в поисках поржавевших, но по-прежнему убийственных игрушек сюда совались крайне редко, ища черную свою удачу на востоке, на Мгинском направлении, в Синявинских болотах и у Мясного Бора, похоронившего в дебрях и топях Вторую ударную армию со всем снаряжением...

И ныне для леса стрельба была не в диковинку. Каждую осень, когда пустели лагеря и заполнялись народом охотничьи базы, частые выстрелы опять отдавались эхом от застывших над озерами холмов — гулкие, раскатистые из дробовиков, похожие на бас добродушного великана, и сухие звуки охотничьих карабинов, резкие, как укол шпагой...