— Сдать в архив? Невозможно! Речь идёт о преступлении, совершённом в отношении влиятельного лица, вызвавшем смерть последнего.

— Влиятельного? Ничтожного! И почему невозможно? В деле фигурирует молодой студент, мой родственник, сын судьи Гомеса Нето. Говорят, вы требуете его осуждения.

— Как сообщника… — Судья понижает голос. — Хотя, по-моему, он больше чем сообщник, он прямой соучастник.

— Хотя я бакалавр права, но пришёл сюда не как адвокат, мне некогда. Послушайте, вы должны знать, кто хозяин края, и доказательство тому вы однажды уже получили. Я слышал, что у вас ещё не прошло желание быть судьёй в Кажазейрасе. Теперь такая возможность вам представляется: берите бумагу и пишите постановление о сдаче дела в архив, достаточно двух строк. Но если вы с этим не согласны, то я советую вам вернуться в Барракан, а я постараюсь добиться, чтобы дело передали другому судье, который будет мне по вкусу. Ваша судьба в ваших руках, решайте.

— Это преступление серьёзное…

— Не заставляйте меня терять время попусту, я прекрасно знаю, что преступление серьёзное, и именно потому предлагаю вам пост судьи в Кажазейрасе. Решайте, не заставляйте меня повторять, тратить время попусту. — Он нервно бьёт себя кнутом по ноге.

Доктор Пио Алвес медленно поднимается и идёт за бланком решений. Сопротивляться бесполезно, если он настоит на своём, то останется прозябать в Барракане и кто-то другой, заручившись признательностью доктора, сдаст дело в архив. Конечно, дело изобилует нарушениями закона, начиная с заключения в тюрьму и избиений несовершеннолетней, допроса без присутствия компетентного судейского чиновника, без адвоката, защищавшего ce интересы, и, сверх того, ввиду отсутствия доказательств и заслуживающих доверия свидетелей; в деле действительно многого нет, причин сдать его в архив более чем достаточно. И порядочный судья не позволит себе поддаться низкому чувству мести, недостойному служителя Фемиды. Кроме того, какое имеет значение, что в архиве сертана появится ещё одно дело? Никакого, конечно… Доктор Пио изучил всеобщую историю, читая Зевако и Дюма: Париж стоит свеч. А Кажазейрас разве не стоит заключения сдать дело в архив?

Когда он наконец закончил писать — почерк мелкий, латинские буквы, — то поднял глаза на стоящего у окна доктора и улыбнулся:

— Это из уважения к вам и вашей семье.

— Спасибо, и примите мои поздравления, сеньор судья Кажазейраса-до-Норте.

Эмилиано подошёл к столу, взял дело и перелистал. Прочёл куски из допросов и показаний Терезы и Даниэла — какая мерзость! Бросил дело на стол, повернулся и направился к выходу.

— Рассчитывайте на назначение, сеньор судья, но не забывайте, что и впредь меня интересует всё, что происходит в этом краю.

Всё ещё в раздражении, он вернулся на завод.

Несколько дней спустя Эмилиано направился в Аракажу, намереваясь наведаться в филиал банка, и там встретил Лулу Сантоса, из разговора с которым он понял, что Тереза и знать не знала о его вмешательстве в её дело и его интересе к ней. Это значило одно: Эмилиано не обманулся, блеск её глаз говорил не только уме и красоте, но и об отваге.

Из Аракажу доктор выехал немедленно, он даже не стал ждать поезда, а поехал на машине. Всю дорогу он торопил шофёра: некоторые участки шоссе были такие же плохие, как дороги, по которым едут на волах и ослах. Приехав к вечеру на завод, он проследовал верхом в Кажазейрас, где принял ванну и переоделся. И тут же отправился в пансион Габи, впервые в жизни. Завидев его, официант Арруда бросил клиентов, помчался за Габи. Хозяйка пансиона тоже не заставила себя ждать, одышка говорила о её поспешном появлении.

— Невероятный почёт для нас! Какая радость!

— Добрый вечер. У вас девушка по имени Тереза…

Габи не дала ему закончить; Тереза — чудо, бесценное приобретение, видно, слава о ней дошла и до доктора и привела его сюда.

— Красавица девочка, к вашим услугам. Жемчужина…

— Она поедет со мной… — Он вытащил из бумажника несколько банкнот и протянул взволнованной своднице. — Сходите за ней…

— Вы увезёте её, доктор, на ночь или на несколько дней?

— Навсегда. Она не вернётся. Давайте побыстрее.

Сидящие за столиком клиенты молча наблюдали за происходящим; Арруда вернулся в бар, но, совершенно обалдевший, не мог подавать напитки. Габи молчала, проглотив возражения, она спрятала деньги — несколько банкнот по пятьсот крузейро. Да и что бы она выиграла, если бы стала возражать? Придётся ждать, когда Тереза надоест доктору и он прогонит её. Бесспорно, задержится она у него недолго, месяц-два, не больше.

— Присядьте, доктор, выпейте чего-нибудь, пока я чемодан подготовлю, а она уложит вещи…

— Не нужно чемодана, я её беру в том, что на ней есть. Ничего больше. Ничего не надо.

Он посадил Терезу на круп своего коня и тут же увёз.

9

Закончив осмотр, доктор Амарилио покрыл тело простынёй:

— Скоропостижно, да?

— Он только простонал и тут же умер, я даже не поняла… — Тереза задрожала, закрыв лицо руками.

Врач колебался, но ему необходимо было задать вопрос:

— Как же это произошло? Он слишком много поел за обедом, тяжёлая пища, и сразу после… Не так ли?

— Он съел только кусочек рыбы, немного риса и кружочек ананаса… В пять он пополдничал. Потом мы с ним прошлись до моста, а когда вернулись, он сел в гамак, и мы около двух часов разговаривали в саду. После десяти мы легли.

— Может, у него были какие-то неприятности в последнее время? Не знаете?

Тереза молчала: даже врачу она не хотела доверить то, о чём они беседовали, жалобы и горечь Эмилиано. Он умер сразу, какой смысл спрашивать: от болезни или расстройств? Уж не надеется ли врач воскресить его? Врач продолжал:

— Говорят, что Жаиро, его сын, повинен в банковской растрате, серьёзное хищение, и доктор Гедес, узнав…

Он замолчал, так как Тереза, сделав вид, что не понимает, всматривалась в лицо покойника. Врач настаивал:

— Я только хочу знать причину, почему сдало сердце. У него было хорошее здоровье, но неприятности, которые есть у каждого, нас убивают. Позавчера он сказал мне, что здесь, в Эстансии, он восстанавливает силы, оправляется от волнений. Вы не нашли его каким-то не таким?

— Для меня доктор Эмилиано всегда был одинаковым, с первого дня. — Она умолкла, но не выдержала и добавила: — Нет, неправда. С каждым днём он был лучше. Во всём. Я только могу сказать, что для меня равного ему нет. Не спрашивайте меня больше.

На мгновение воцарилась тишина. Амарилио вздохнул. Тереза права, не к чему копаться в жизни Гедеса. Ясно одно, что ни покой в Эстансии, ни общество подруги не смогли поддержать его сердце.

— Дочь моя, я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Если бы всё зависело от меня, я бы оставил его здесь до погребения, и мы — вы, я, сеньор Жоан, те, кто его действительно любил, — проводили бы его на кладбище. Только это от меня не зависит.