— Я знаю, со мной он проводил мало времени. Нет, я не жалуюсь… рядом с ним я была счастливой каждую минуту.

— Я попытаюсь связаться с родственниками. Дочь и зять находятся в Аракажу. Если телефон не работает, придётся направить нарочного с запиской. — Прежде чем уйти, он спросил: нужно ли прислать человека, чтобы обмыть и одеть тело, или об этом позаботятся Лулу и Нина?

— Я сама позабочусь о нём, пока он мой.

— Я скоро вернусь, принесу свидетельство о смерти, приведу священника.

Зачем священник, ведь Эмилиано в Бога не верил. Впрочем, церковных праздников он не пропускал и возил священника на завод, чтобы тот отслужил мессу на празднике Святой Анны. Падре Винисиус, изучавший теологию в Риме, умел пить вино и был приятным сотрапезником.

10

Доктор любил, когда элегантно одетая Тереза — её туалеты привозились из Баии — хозяйничала за обеденным столом, вокруг которого собирались его друзья и однокашники по факультету права Нассименто Фильо, падре Винисиус, а также Лулу Сантос, специально приехавший из Аракажу.

Они беседовали обо всём сразу: спорили о политике, о кулинарии, литературе и религии, искусстве, мировых и бразильских событиях, о последних идеях и моде, моде, которая с каждым днём становится всё более и более вызывающей, о падении нравов и прогрессе науки. На темы искусства, литературы и кулинарии спорили, как правило, только доктор и Жоан Нассименто, последний с отвращением относился к современному искусству — мазне без смысла и красоты; священник не выносил современных писателей, мастеров порнографии и безбожия, а Лулу Сантос утверждал, что нет блюда вкуснее, чем вяленое мясо с маниоковой кашей, — утверждение далеко не бесспорное. Жоан Нассименто Фильо, читающий запоем несостоявшийся литератор, бросивший на полпути курс права, добрый больной человек, приехал в Эстансию, надеясь здесь поправить здоровье лёгких, и остался навсегда, живя на ренту, обеспечивавшую его существование, а для души преподавал в местной гимназии португальский и французский языки. Он всегда был в курсе книжных новинок и последних работ художников, а ещё мечтал полакомиться уткой по-пекински. Доктор привозил ему журналы и книги, и они долгие часы проводили за приятной беседой в саду. Живущие же в городе знакомые не переставали удивляться, чего это ради такой занятый и серьёзный человек, как доктор, убивает время в Эстансии, болтая о разной ерунде с Нассименто Фильо, нежничая с любовницей-деревенщиной?

Когда же разговор заходил о политике и адвокат с врачом чуть не доходили до рукопашной, споря о позиции тех или иных политиков и махинациях на выборах, доктор ограничивался тем, что вежливо слушал. Политику он считал занятием бесчестным, годным для людей низшего сорта с мелочными страстями и гибким спинным хребтом, всегда готовых выполнить чьи-то указания и всегда находящихся на службе у действительно могущественных людей, подлинных хозяев страны. Эти правили безраздельно, каждый в своём краю, в своей наследственной капитании[29]; он, кстати, в Кажа-зейрасе-до-Норте, где никто без его ведома не мог ударить палец о палец. Доктор к политике всегда питал антипатию, а к политическим деятелям, за которыми нужен глаз и глаз, они же профессионалы лжи, — недоверие.

Всё тот же Амарилио и Лулу Сантос подливали масло и в споры о религии, всегда разжигавшие страсти и никогда ничем не заканчивавшиеся. Выпив вина, Лулу Сантос утверждал, что он — сержипский ученик Кропоткина, нет, он не антиклерикал старого типа, он активный обвинитель сутаны падре Винисиуса, повинной в мировой отсталости, он личный враг Бога. Постоянная полемика между Лулу и ещё молодым и вспыльчивым падре, достаточно эрудированным и хорошо аргументирующим свои высказывания, вынуждала Жоана Нассименто Фильо читать стихи Герры Жункейро[30]под бурные аплодисменты народного заступника. Доктор же, попивая хорошее вино, развлекался, слушая их доводы, возражения и дерзости. Присутствующая при этом Тереза внимательно прислушивалась к высказываниям обоих, принимая сторону то одного, то другого, в зависимости от красивости и округлости фраз падре и циничных, подчас грубых слов и богохульства Лулу Сантоса. Падре воздевал руки к небу, моля Господа о прощении присутствующих за грехи, которые, вместо того чтобы благодарить Создателя за великолепный ужин и прекрасные вина, богохульствуют, выражая сомнения даже в его существовании! На спасение, говорил он, могут рассчитывать лишь еда, питьё и хозяйка этого дома, остальные все безбожники. Безбожники во всём: Нассименто Фильо — в чтении стихов, доктор — в утверждении, что всё в этом мире начинается и кончается материей, а Боги и религии — плоды человеческого воображения, заражённого страхом, и больше ничего.

В тот вечер, когда подобная фраза была произнесена сидевшим за столом падре, доктор Эмилиано Гедес чуть позже обратился к нему с просьбой:

— Хочу попросить вас, падре, подменить совсем больного, с трудом передвигающегося по своему дому падре Сирило, который обычно приходил ко мне на завод на празднества Святой Анны, отслужить мессу, как это принято. Согласны?

— С большим удовольствием, доктор.

— Я пошлю за вами в субботу, воскресенье вы проведёте в большом доме, покрестите младенцев, обвенчаете брачующихся, отобедаете и, если захотите, останетесь на танцы в доме Раймундо Аликате, фанданго там бесподобное, а если не захотите, привезу обратно.

Но если он не верит, то почему жертвует деньги на церковь, закалывает бычков и свиней и договаривается с падре, чтобы тот отслужил на заводе мессу? Показной атеизм Лулу и его болтовню и богохульство, прорывающиеся при определённых обстоятельствах, Тереза пропускала мимо ушей, хорошо зная, сколь тот суеверен; ведь он, не перекрестившись, никогда не войдёт в зал суда. Однако доктор, так отрицательно высказывающийся о религии и в то же время приглашающий падре на завод служить мессу, ставил Терезу в тупик.

Она ему ничего не сказала, но он понял или разгадал её мысли (поначалу Тереза вообще была уверена, что доктор Эмилиано умеет их читать). Когда падре и Нассименто Фильо удалились, продолжая один читать, а другой слушать стихи Герры Жункейро, а Лулу Сантос, закурив последнюю сигару и сказав «Доброй ночи», оставил их одних в саду, доктор, взяв за руку Терезу, заговорил:

— Всегда, когда тебе что-нибудь не ясно, спрашивай меня. Не бойся меня обидеть, Тереза. Обидеть меня ты можешь, если будешь не откровенна. Ты удивлена и не понимаешь, как это я, человек неверующий, нанимаю падре отслужить мессу на заводе и ещё к тому же устраиваю праздник, так?

Улыбаясь, она прижалась к груди доктора, глядя ему в глаза.

— Я это делаю не для себя, а для других, которые меня уважают. Понимаешь? Для тех, кто верует и думает, что я верую. Люди нуждаются в религии и праздниках, у них грустная жизнь, да и разве можно, чтобы хотя бы раз в году на заводе не служили мессу, не крестили детей и не было свадебного обряда? Я выполняю свой долг.