прекращали это делать. Потому что у меня жутко болела голова и мне было холодно, а пальцы были мягкими и тёплыми.

Прошло около целой вечности с момента моей первой попытки приоткрыть глаза, прежде чем у меня наконец получилось это сделать. Всё было тусклым и неразборчивым. Над головой нависали неотёсанные балки, где-то в углу, у лестницы, ведущей к незнакомой двери, висела оголённая лампа. Мои веки снова захлопнулись и, с тяжелым стоном выдохнув, я снова сосредоточилась на пальцах, касающихся моих висков, волос… Их движение было приятным, может быть потому, что я ощущала в них заботу и даже странную ласку.

Я лежала не очень удобно. Как будто в каком-то тёплом коконе посреди прохладного осеннего леса. Самое главное неудобство заключалось в правой руке – я чувствовала и понимала, что она неестественно выгнута, но пошевелить ей, чтобы изменить её положение, всё ещё не могла.

Спустя ещё одну вечность я услышала голоса. Через неожиданную глухоту они пробивались с большим трудом. Один из голосов был мальчишеский, второй женский. Я заставила себя ещё раз попробовать открыть глаза, и у меня это, хоть и с большим трудом, получилось. На сей раз не было ни потолка, ни тусклой лампы где-то сбоку – я сразу же встретилась с смотрящими на меня в упор знакомыми серо-голубыми глазами. Они были очень близко и они были обеспокоены.

– Тристан… – я простонала настолько тихо, что мне самой стало не по себе.

– Теона, – его голос, в отличие от моего, был силён и звучал не хрипло, а бархатно.

Женский и мальчишеский голоса на заднем фоне затихли. Кто-то подошёл ближе и закрыл собой лампу, отчего в помещении стало ещё темнее.

– Тристан… – я ещё раз тихо простонала, уже не отдавая себе отчёта, что делаю это.

– С ней всё в порядке, – тёплая ладонь вновь коснулась моего холодного лица, а затем шеи. Это был Тристан. – Она придёт в себя. Ей просто нужно немного больше времени.

Снова постепенно погружаясь в бессознательное состояние, я понимала, что лежу на руках у Тристана, и что это он меня гладит. Даже зная, что это он, я не хотела, чтобы он прекращал, потому что его прикосновения вдруг стали ассоциироваться у меня с безопасностью. Если Тристан рядом – значит всё в порядке, значит за мной присматривает человек, которому я дорога, и значит со мной ничего страшного не произойдёт в то время, пока я буду спать у него на руках.

Мысль о том, что Тристан за мной присмотрит, стала последней перед тем, как я снова выпала из реальности.

На сей раз сознание прояснялось чуть быстрее. Я смогла открыть веки с первой попытки, но с первой попытки пошевелиться мне так и не удалось – казалось, каждая моя мышца натянулась до предела и в итоге, из-за чрезмерного напряжения, одеревенела.

Моя голова лежала у Тристана на ногах. Сам Тристан, закрыв глаза, упирался затылком в деревянную стену. Для начала я захотела пошевелить сильно затекшей правой рукой, но как только я дёрнула ей, её сразу же что-то остановило. С лёгким испугом, который может случиться с человеком, ещё не до конца проснувшимся, но уже понимающим, что просыпается “неправильно”, я повернула голову вправо и увидела свою руку пристегнутой запястьем к спинке деревянного стула при помощи наручников. Стул был точь-в-точь таким, каким был тот, на котором я сидела, ужиная в компании…

Вспышка, пронзившая моё сознание, заставила меня неосознанно резко вздрогнуть. Почувствовавший моё движение Тристан сразу же раскрыл глаза и, отстранив затылок от стены, внимательно посмотрел на меня.

– Что произошло? – неожиданно осипшим голосом выпалила я, даже не стараясь скрыть своего испуга.

– Он опоил тебя. Скорее всего, подсыпал что-то в твой бокал. Когда ты только начинала отключаться, он достал ружьё из-под стола. Сначала он пристегнул твою руку к стулу, а потом под прицелом завёл нас в подвал, заставив меня нести тебя на руках.

– Это сделал Гарднер? – никак не могла взять в толк я.

– Да, Гарднер, – сдвинул брови Тристан.

– Мы в подвале? – продолжала демонстрировать неожиданно накрывшее меня  тугодумие я.

– Да.

Я аккуратно, не без помощи Тристана, подняла своё туловище и села. Спина, руки и ноги сильно затекли. Шея и голова болели. Сильно морщась, я начала осматриваться по сторонам: низкий потолок, но в полный рост можно будет встать, лестница, ведущая к двери, свисающая с потолка голая лампа, голые стены… Поняв, что не вижу основного, я резко обернулась и замерла. Позади меня, прислонившись к стене, сидели трое: Спиро, Клэр и… Незнакомая мне женщина.

Нет, это была не женщина. Это была молодая девушка. Спиро дремал с Клэр под мышкой, но девушка, сидящая в метре от них и в двух метрах от нас, не спала. Она внимательно наблюдала за мной.

– Всё-таки это был не далматинец, – приглушённо проговорил сидящий рядом со мной Тристан.

Да, на далматинца незнакомка совсем не походила. Две руки, две ноги, короткая рваная стрижка, волосы тёмные с выкрашенными красными концами, глаза чёрные, нос и скулы острые, кожа бледная, телосложение тощее. На вид ей было двадцать – двадцать два, не больше.

Я посмотрела на Тристана, всё ещё продолжая выходить из состояния потрясения:

– Сколько я была без сознания?

– Недолго… – сдвинул брови парень.

– Ровно три часа, – отозвалась незнакомка, и по её английскому я сразу поняла, что она немка. Я вновь обернулась, и девушка продемонстрировала мне маленькие часы на чёрном ремешке, закреплённые на её руке. Сначала опираясь о деревянный пол, а затем о собственные колени, я медленно начала подниматься на ноги.

– Кто ты такая? – начала я. – И как сюда попала?

– Меня зовут Роза Фишер. Тот мужчина, хозяин дома, запер меня здесь три дня назад.

– Расскажи всё, – попросила я.

Девушка словно ждала от меня этого вопроса, потому что, услышав его, её будто прорвало:

– В Брауншвейге Сталь началась четыре дня назад…

“Четыре дня”, – сразу же отметила я. – “Значит, в Германии это началось на целых два дня раньше, чем в Норвегии”.

Девушка продолжала поспешно тараторить:

– Мы с Розой были в кампусе Брауншвейгского технического университета…

“Так, стоп, она что, немного сумасшедшая? Почему она вдруг заговорила о себе в множественном числе?”.

– Стоп, – сразу же решила разрешить свои сомнения я. – Ты ведь сказала, что тебя зовут Роза.

– У меня одинаковое имя с лучшей подругой, мы тёзки. Ещё мы обе сироты, так что на лето остались в общежитии… – глаза девушки вцепились в меня, словно в спасательный круг, которым я в эту