Тут Мехмед-бей выразительно посмотрел на меня.

– Надеюсь, Гасан-бей, – сказал он, – вы сможете донести наше предложение тем лицам в Стамбуле, которые готовы обсуждать с нами условия мирного договора. Учтите – если Турция сдастся на милость победителя, то мы безо всяких условий возьмем себе все то, что сочтем для себя нужным…

И вот теперь я сижу в кресле перед зятем будущего султана Мехмедом Ферид-пашой, который, не обращая на меня внимания, лихорадочно листает документы, которые передал мне бинбаши Мехмед-бей. С каждой минутой его лицо становится все более и более мрачным. Дочитав последнюю страницу, он пристально посмотрел на меня и сказал:

– Уважаемый Гасан-бей, я хочу вас попросить повторить все вами здесь сказанное брату падишаха Мехмеду Вехеддину. Вы готовы сию же минуту отправиться к нему?

12 января 1918 года, незадолго до полудня.

Севастополь. НП Черноморского флота

на крыше Константиновской батареи

Ветер с моря бьет тяжелыми порывами, свинцовые волны разбиваются об основание укрепления, поднимая в воздух соленую водяную пыль. Если посмотреть назад, то там, за выступом мыса, который, словно палец, выдавался в море, в Северной бухте, измученный походами и смутами выстроился славный Черноморский флот. Дредноуты «Свободная Россия» (бывший «Император Александр III»), «Воля» (бывшая «Императрица Екатерина Великая»), старые эскадренные броненосцы «Три святителя», «Пантелеймон» (бывший «Князь Потемкин Таврический»), «Иоанн Златоуст», «Евстафий» и «Ростислав», а также бронепалубные крейсера «Кагул» и «Память Меркурия». Тут же попарно, борт к борту, стояли миноносцы.

Это был не совсем флот – если понимать под этим словом полноценный боевой механизм. Но времена анархии и беспредела остались уже позади. Большую часть бузотеров списали на берег и демобилизовали. А самые отмороженные, которые не желали подчиняться новой власти и разоружиться, были безо всяких церемоний выведены в расход. На корабли постепенно вернулись офицеры, и пусть не сразу, но жизнь на флоте постепенно стала входить в привычные рамки. Привычные, да не совсем. «Товарищам матросам» потребовалось заново притереться к «товарищам командирам». Ну, а те, кто этого сделать не сможет, тоже вскоре покинут флот. Кто-то отправится домой, а кто-то присоединится к врагам советской власти, стоящим на крайне левых или, напротив, крайне правых позициях. А ведь крайности, как говорил товарищ Сталин, в конце концов, сходятся.

Но все это будет значительно позже. А пока контрадмирала Александра Васильевича Немитца, майора Красной гвардии Мехмеда Ибрагимовича Османова и комиссара Анатолия Григорьевича Железнякова, стоявших на крыше Константиновской батареи, интересовало совсем другое. Согласно поступившей из Петрограда информации, сегодня около полудня в Севастополь из Стамбула, по личному указанию гросс-адмирала Тирпица, должны были прийти германский линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» под общим командованием контрадмирала Хуберта фон Ребера-Пашвица.

Приказ этот был отдан Тирпицем для того, чтобы принудить Турцию к быстрейшему заключению перемирия с Россией. К тому же оба германских корабля, изрядно повоевав, нуждались в доковании и хорошем заводском ремонте, невозможном в условиях технически отсталой Оттоманской Порты. Прорыв же из Дарданелл на запад, в адриатические порты Австро-Венгрии, при господстве в Средиземноморье англо-французского флота, выглядел настоящим безумием и не сулил германским кораблям ничего, кроме быстрой, пусть и славной, гибели. Хуберт фон Ребер-Пашвиц с легкостью согласился с мнением весьма уважаемого им адмирала Тирпица. Тем более что после «Бергенского побоища», где русские и немцы впервые выступили как союзники против англичан, его маленькой эскадре совершенно незачем было лезть к черту на рога, как это случилось в прошлой версии истории, а лучше перебазироваться в Севастополь.

К тому же здесь, в Черном море, вскоре может сложиться такая ситуация, когда русским и немцам волей-неволей плечом к плечу придется отражать натиск англо-французского флота.

А турки – пусть турки барахтаются, как знают. Ведь им уже не один раз настоятельно предлагали прекратить все боевые действия против России и, заключив перемирие на востоке, бросить все свои силы на запад, в Грецию и Палестину. Но султан Мехмед V сильно болен и не принимает практически никакого участия в управлении государством. Фактический же правитель империи, лидер младотурок, премьер Энвер-паша высокомерен, как павлин, жаден и жесток, как крокодил, и упрям, как сто ишаков. К тому же он честолюбив и склонен к авантюрам. Словом, такой набор отрицательных качеств, что никому не пожелаешь.

С таким союзником не надо никаких врагов. А посему вчера вечером, подняв якоря, оба германских корабля тихо покинули свою якорную стоянку напротив султанского дворца и направились к выходу из пролива Босфор в Черное море. Для всех, кроме самых посвященных, это означало, что крейсера отправились в обычный набег на русские коммуникации в районе Черноморского побережья Кавказа. Но как только скалы Босфора остались позади, все находившиеся на эскадре турецкие офицеры были немедленно разоружены, посажены на баркас и отправлены в одиночное плавание. Пусть гребут, к утру, если им повезет, они доберутся до берега. А если не повезет… Тут, как любят говорить сами турки, «кысмет» («судьба»).

В Севастополе, как оказалось, их уже ждали. Узнав о предстоящем визите бывших врагов, контрадмирал Немитц на всякий случай приказал привести боевые корабли в полную боевую готовность и поднять по тревоге расчеты орудий береговых батарей. Лишь бы только никто сдуру не пальнул по немцам – товарищ Сталин за такое по головке не погладит. Вопрос этот политический, с намеком на далеко идущие планы. И тому, кто их сорвет, жизнь медом не покажется. С другой стороны, не приводить флот и батареи в полную боевую готовность было бы преступной небрежностью, на которую обрусевший потомок германских рыцарей фон Биберштейнов был просто органически неспособен.

Но вот время ожидания подошло к концу. Где-то вдали, там, где на горизонте серо-стальное море соединяется с такого же оттенка небом, показались дымы двух больших кораблей. Подняв к глазам бинокль, контр-адмирал Немитц начал внимательно всматриваться в горизонт.

– Они, Александр Васильевич? – спросил у него стоящий рядом Османов.

– Они, Мехмед Ибрагимович, – не отрываясь от наблюдения, ответил Немитц. – Теперь подождем еще немного и посмотрим, с чем они к нам пожаловали?

– Товарищ контр-адмирал, – доложил стоящий рядом с ними сигнальщик, – на мачтах кораблей нет турецких флагов. Они несут флаги военно-морского флота Германской империи…

В ответ на это сообщение Немитц только удовлетворенно хмыкнул, поняв, что адмирал Ребер-Пашвиц выполнил все инструкции Берлина и вышел из подчинения турецкому султану. И сигнальщик, молодец, сказал все предельно точно. И дело тут не только в его особой зоркости, хотя, конечно, и она тоже сыграла свою роль, но и в том, что ярко-красный турецкий флаг был бы хорошо заметен на фоне серого неба и моря. Бело-черный же штандарт Хохзеефлотте куда как менее заметен, и при плохой освещенности, как сейчас, разглядеть его можно будет только со значительно меньшей дистанции.