– Я тут, папа.

Другое лицо показалось в круге света. Волосы мистера Боули-младшего отливали чернотой, а в глазах отражалось большее волнение, чем у отца, но в остальном он был одним из тех сыновей, чье сходство с отцами не вызывает сомнений. Два или три качка безжалостным насосом времени, подумал Кэмпион, и этих двоих уже с трудом отличишь друг от друга.

Возникла неловкая пауза, пока они молча стояли и смотрели друг на друга. На сей раз Кэмпион не спешил помочь сгладить неловкость.

– Вот, перетаскиваю его через дорогу, – неожиданно вновь заговорил старший из Боуэлсов. – Мы снимаем уголок в подвале, понимаете ли, сэр, и мне пришлось хранить там гроб почти месяц, пока у нас не было свободного места в главной конторе. А теперь, подумал я, когда такое творится… Полиция, и все такое… Лучше поставить его где положено. Так оно будет пристойнее. И в рекламных целях тоже. Но вы же джентльмен и разбираетесь в подобных вещах.

До Кэмпиона вовремя дошло, что последняя фраза представляла собой комплимент. Как джентльмен, он должен был смыслить в гробах и в кораблях одинаково.

– Прекрасная работа, – осторожно отозвался он.

– Что верно, то верно, сэр. – Голос Джаса выдал гордость за себя. – Это особый заказ. Один из наших товаров класса люкс. Между собой мы с сыном называем его нашей «Куин Мэри»[10]. Не будет преувеличением утверждать, что любой истинный джентльмен был бы доволен, если б знал, что его похоронят в таком качественном изделии. Это как уйти в мир иной, сидя в собственной карете. Как я всегда говорю, если спрашивают мое мнение, это последнее, через что проходит человек, и лучше пройти через церемонию с достоинством. – Его голубые глазки светились наивной невинностью. – Порой жаль, что люди настолько невежественны. Казалось бы, любому должно быть приятно посмотреть, как такое произведение нашего искусства переносят через дорогу даже среди бела дня, но куда там. Вид гроба их будоражит. Вот и приходится заниматься этим, пока никто не видит.

Мистер Кэмпион сменил тон на прохладный.

– Однако мужчина, чье имя указано на табличке, придерживался иной точки зрения, верно?

Маленькие глазки не забегали, но розовое лицо приобрело более глубокий, почти красный оттенок, а уродливый маленький рот скривился в жалком подобии улыбки.

– А, так вы заметили ее, – сказал Джас. – Тут я попался, признаюсь. И поделом мне. Он увидел сделанную тобой табличку, Роули. Он очень востроглазый, наш мистер Кэмпион. Я мог бы догадаться об этом, когда слышал о вас от вашего дяди Магерса.

Идея, что мистер Лагг мог приходиться кому-либо дядей, воспринималась не слишком приятной в любом случае, а в сочетании с очередным комплиментом и льстивым тоном становилась поистине отвратительной. Кэмпион ждал. У окна он успел основательно продрогнуть.

Гробовщик позволил паузе затянуться, пожалуй, чересчур надолго. Потом глубоко вздохнул.

– Тщеславие, – вымолвил он сокрушенно. – Тщеславие. Вы бы удивились, как часто в нашей церкви упоминают в проповедях о его вреде, но только я никак не извлеку из них необходимого урока. Тщеславие, вот что демонстрирует вам эта самая табличка. Тщеславие Джаса Боуэлса.

Это признание показалось Кэмпиону примечательным, однако не ввело его в заблуждение. Он сам промолчал и жестом руки сдержал мисс Роупер, уже набравшую в легкие побольше воздуха, чтобы ответить. Джас заметно погрустнел.

– Придется мне рассказать вам эту историю, – наконец произнес он. – Жил в этом доме джентльмен, который очень нравился нам с сыном. Верно я говорю, Роули?

– Как тебе будет угодно, папа. Но, по-моему, все правильно. – Младший Боуэлс произнес эту фразу не слишком выразительно, но вот глаза выдали его: в них промелькнули удивление и любопытство.

– Мистер Эдвард Палиноуд, – Джас выговорил это имя с глубоким почтением. – Прекрасное сочетание для надгробного камня! Он был видным мужчиной. Почти как я сам. Крупный, широкоплечий, все при нем. Гробы для таких фигур всегда получаются такими красивыми, что просто залюбуешься.

Ясные глаза смотрели на мистера Кэмпиона задумчиво, но не заискивающе.

– Я действительно полюбил этого человека. Конечно, с профессиональной точки зрения. Не уверен, что вы способны оценить подобное чувство, сэр.

– Да если и способен, то очень смутно, – отозвался Кэмпион и мысленно отругал себя. Тон выдал его, и похоронных дел мастер заметно насторожился.

– Порой человеку бывает трудно понять предмет профессиональной гордости другого человека. А ведь это гордость художника, если хотите знать, – продолжил он, приосанившись. – Бывало, сижу в кухне вашей леди и вроде слышу шумные разговоры, которые меня раздражают, а чтобы вернуть себе спокойствие духа, начинаю думать о работе. Смотрю на мистера Палиноуда и размышляю примерно так: «Если ты уйдешь в лучший мир раньше меня, мистер Палиноуд, уж я тебе устрою все по высшему разряду». И я действительно собирался так поступить.

– Папа действительно собирался так поступить, – неожиданно вмешался в разговор Роули, словно молчание Кэмпиона начало действовать ему на нервы. – Папа – настоящий мастер. Почти художник.

– Спасибо, сынок, но не надо больше об этом. – Джас принял высокую оценку своего мастерства как должное, но легко отмахнулся от нее. – Кто-то разбирается в таких материях, а кому-то они недоступны. Но я веду к тому, мистер Кэмпион, что вы уж точно воспримете правильно. Я поступил нехорошо и при этом сам выставил себя дураком. А все – чистое тщеславие, не более.

– Готов поверить вам на слово, – снисходительно промолвил Кэмпион. Его пробирала дрожь. – Вы хотите сказать мне, что изготовили для него гроб заранее. Угадал?

Счастливая улыбка озарила лицо мистера Боуэлса, а его глаза ожили и заблестели энтузиазмом.

– Видите, мы все-таки понимаем с вами друг друга, – сказал он, окончательно отказавшись от попыток ломать комедию, сбросив с себя напускное величие, как актер скидывает плащ. – Я беседовал со стариной Магерсом целый вечер и подумал: «Что ж, любой, кто прибегает к вашим услугам, несомненно, знает, что почем». Подумать-то подумал, но не был уверен до конца. Да, вы, конечно же, правы. Я соорудил гроб заранее. Не сомневался, что когда мистер Палиноуд помрет, заказ непременно получим мы. Добавлю, я начал трудиться над своим шедевром, стоило ему в первый раз заболеть. «Время настало, – сказал я себе. – Начну работу, а если ты окажешься не готов, то придется подождать. Пусть даже долго». Но вот только не мог даже предположить, насколько долго. – Джас рассмеялся, и его смех прозвучал искренно. – Тщеславие, тщеславие. Я посчитал, что его одобрение у меня в кармане, а этот старый чудак, как выяснилось, заранее от него отказался. Это может вам показаться смешным. Я имею в виду причину. Он заметил, как я рассматриваю его профессиональным взглядом, вот в чем штука!