– А ты знал? – спросил Кратос тихо.

– Нет. Она ничего не рассказывала мне о себе, – ответил Атрей.

Проходили минуты. Никто из них не заговаривал. Потом Атрей вернулся к изображениям.

– Я великан, – сделал он вывод.

Кратос посмотрел на него, затем на изображения. Кем же его жена была на самом деле? Почему она скрывала от него такой важный факт?

– Почему она не сказала нам? – спросил Атрей. – Она думала, что мы не поймем?

– Может, она не могла открыться нам. И послала нас сюда, чтобы мы узнали истину сами, – предположил Кратос.

– Но зачем скрывать истину от тех, кого она любила больше всех на свете?

– Ты задаешь вопросы, ответить на которые не могу даже я.

– Но почему просто было не сказать нам правду?

– Возможно, истина была слишком опасна, даже для великана.

Эти слова пробудили в голове у Кратоса нехорошие мысли. Что-то в этих рисунках оставалось непонятным. Что-то было в их жизни, чего он не мог осознать раньше. Но теперь…

– Мы должны верить в то, что у твоей матери были веские причины, чтобы…

Кратос замолчал; ему нужно было обдумать свое прошлое. Необходимо было время, чтобы сложить кусочки своей прошлой жизни.

– Бальдра не отправляли искать меня, – пробормотал он. – Он с самого начала искал ее… Не зная, что она стала пеплом.

Кратос положил руку на плечо сына.

– Она была здесь. Видела каждый наш шаг, прежде чем мы его сделали. Как будто она всегда оставалась с нами… наблюдала за нами… вела нас домой, – сказал Атрей.

Мальчик вернулся к выходу из святилища.

– Скорей! Посмотри, мы на пальцах великана. Я вижу впереди высочайшую вершину – вон там. Мы почти дошли до конца.

Кратос окинул взглядом последний резной рисунок на стене, сохранившийся лишь частично. Мальчик на нем держал какое-то тело и смотрел на небо, то ли рыдая, то ли посылая проклятья. Остальное было разрушено, и то, чье тело было здесь изображено, навсегда осталось загадкой.

– Да-да. Почти дошли, – рассеянно повторил Кратос.

Покинув святилище, Кратос с Атреем продолжили осторожный подъем, пока не достигли вершины самого высокого пальца. Повсюду, насколько хватало глаз, небо обложили серые тучи. Тихо колыхавшийся воздух навевал мысли о мире и спокойствии.

Завороженный зрелищем, Атрей устремился вперед и остановился на самом краю обрыва. В это мгновение он думал не о себе, а о матери. Ему хотелось, чтобы она вместе с ним тоже насладилась этим величественным видом.

Кратос подошел к нему, заставляя Атрея забыть о грусти и вернуться в мир, требующий его внимания каждую минуту.

– Отец?

Он протянул отцу мешочек с пеплом. Это было последнее мгновение, когда он дотрагивается до праха матери. Мальчику показалось, как будто он прощается с ней навсегда.

– Нет. Сделаем это вместе, – сказал Кратос. – Она бы этого хотела.

В своей жизни Кратос видел гораздо больше смертей, чем мог бы себе представить любой человек. И все же эта потеря потрясла его до глубины души. Боги не должны испытывать таких чувств. Боги никогда не поддаются человеческим чувствам.

Потянув за ремешок, Кратос развязал мешочек и поровну высыпал прах в ладони сына и в свою ладонь. Вместе они протянули руки, и останки матери Атрея и жены Кратоса унеслись по спирали, развеянные холодным ветром, в котором снова закружились снежинки.

Никто из них ничего не говорил, оба думали о своем. Никакие слова не передали бы то, что они чувствовали в это мгновение. Когда-то Кратос и не предполагал, что жизнь приведет его сюда. Сам того не осознавая, он положил руку на плечо Атрея и привлек его к себе. Атрей отвернулся, сдерживая слезы. Ему захотелось что-то сказать, и даже нашлись слова, но он сдержался, испугавшись, что дрожащий голос покажет, насколько он слаб. Ему хотелось сдерживать свои сокровенные чувства, как это делал отец. Он же бог, и должен вести себя как бог, хотя ему еще столько предстоит узнать и понять о своем месте в этом мире.

Поэтому мальчик просто стоял и разглядывал обширное кладбище великанов, уходящее до самого горизонта.

– Великанов и правда больше нет. Теперь нам нечего тут делать, – сказал он, сдерживая грусть.

– Да. Идем. Мы сделали, что должны были сделать. Оставим это позади, – сказал Кратос.

Атрей нехотя отошел от обрыва. Ему хотелось задержаться, оставаться частью воспоминаний о матери, насколько это возможно. То, что они уходят, казалось в какой-то степени предательством, но он понимал, что никакого смысла в этом нет. Они должны повернуться и начать свой путь обратно.

Следующие несколько часов они тщательно прокладывали путь среди скал. У каждого было о чем подумать.

– Значит… раз мама была великаном, то и я полувеликан-полубог, – наконец сказал Атрей.

– И еще смертный, – добавил Кратос.

Мальчик озадаченно посмотрел на отца. Что все это значит? Как он должен жить? И что за судьба, которая ожидала его по мнению матери?

– Да. Но я все же не понимаю… Мое имя на стене… Мама назвала меня Локи.

Атрей остановился, и Кратос остановился рядом с ним.

– Великаны называли меня Локи? Таково должно быть мое настоящее имя?

Это имя пробудило в Кратосе далекие воспоминания.

– Мать хотела назвать тебя так при твоем рождении. Может, успела сказать своему народу.

– Но почему? И как так вышло, что меня назвали Атрей?

– Так решил я. Атрей был самым храбрым воином во всей Спарте. Я хотел почтить его память, назвав его именем своего сына. Теперь-то я понимаю, почему твоя мать так охотно согласилась – ее родичи не должны были узнать о тебе. И она намеренно велела мне уничтожить защитную руну в лесу, чтобы мы отправились в этот путь, на многое открывший нам глаза.

– Но зачем?

– Этот вопрос мы отложим. Сейчас идем домой, сынок.

Под конец следующего дня, в меркнувшем вечернем свете, Кратос с Атреем перешли по мосту Биврёста из Ётунхейма в Мидгард. Оказалось, что озеро в кратере покрылось льдом, и случилось это вскоре после их последней битвы. Труп великана окутал толстый слой снега.

Как объяснил Мимир, в результате смерти Бальдра на Мидгард, по всей видимости, опустилась зима Фимбулвинтер – несмотря на то, что согласно пророчеству до нее оставалось еще не менее ста обычных зим. Но из-за их вмешательства в дела местных богов все пошло вверх дном и пророчества уже начались сбываться. Три года без лета окажутся суровым испытанием для здешней земли. Всем лесным тварям придется прятаться от непогоды или впадать в спячку до тех пор, пока снег в замерзших лесах не растопят теплые весенние ветра.