его сакля, его жена, его ребенок в Оше, как, бывало, он, усталый после утомительного дня, отдыхал у себя в сакле, а ему приготавливалась шурпа (суп) или плов, когда заработок бывал хороший, в особенности во время покупки хлопка. Эх, если бы не Абду-Джалиль, отрядный подрядчик, обещавший Юсуфу хорошую плату, он ни за что бы не пошел на Памир, ведь вот и лошадь пропала. Куда теперь годна она, спина вся в ранах, ноги разбиты, сплечилась, а смотрит-то как уныло, как будто с жизнью прощается; поддался Юсуф увещаниям и пошел.

«Что ж, — утешал себя Юсуф, — ведь, быть может, не обманет подрядчик, ведь он человек богатый, да и мусульманин». И тут на мгновение, забыв всю тяжесть своего настоящего положения, Юсуф начал рисовать разные заманчивые картины.

Ему представлялось его возвращение из похода, когда ему Абду-Джалиль заплатит 100 рублей. «Сто рублей, — повторял полушепотом Юсуф эту небывалую для него сумму, — да ведь это целый капитал, на который я такую саклю построю, что все кишлачники ахнут, да арбу заведу, лошадку куплю хорошую рублей за 40, эх, да жене и себе на халат еще останется. Буду ездить в новой арбе не с товаром, а с баями[28], которые так много платят, плов буду каждый день есть, как богатые арбакеши на базаре, ну и оставаться на черный день будет много». Юсуф даже подпрыгнул от радости, так легко стало у него на душе.

Между тем обоз подходил к горной речке. Сильные воды ее как будто кипели, пенились, ударяясь о камни, и наполняли воздух таким шумом, что невозможно было слышать самого сильного крика в нескольких шагах.

Одно за другим покорно спускались вьючные животные в холодную воду и, медленно ступая по каменистому дну, с трудом передвигали ноги против течения, ежеминутно рискуя быть сбитыми с ног и унесенными водою. Двигались они одно за другим, по направлению к противоположному берегу, ободряемые криками солдат и керекешей. Вот и Юсуф со своею лошадью у реки. Захрапело животное и попятилось. «Айда, айда!» — ободрял ее Юсуф, но лошадь не шла, только глаза ее выражали какой-то особенный страх.

Несколько лошадей обошли Юсуфа и спустились в воду. Подъехал заведывающий обозом офицер.

— Это что? Чего она не идет? Ей, Петренко, — крикнул он казаку, — всыпь-ка ей нагайки, да этому болвану тоже, что он тут стоит, только дорогу загораживает!

Керекеш не понимал, что это относится до него, и, видя гнев начальника, начал старательно дергать упиравшуюся лошадь за недоуздок, а казак в это время неистово стегал ее по крупу.

Попыталось было животное лягнуть своего мучителя, но тяжесть вьюка не давала ей даже чуть-чуть приподнять обе задние ноги, и ее порыв выразился в каком-то судорожном движении корпуса, а нагайка продолжала делать свое дело.

От боли и отчаяния лошадь шарахнулась вперед, на мгновение остановилась в нерешительности и, как бы боясь новых мучений, вдруг спустила в воду передние ноги и погрузилась в реку. Юсуф полез за ней.

Вот вода уже выше колен, он чувствует, что его сносит, голова кружится от быстрого движения воды, и ему кажется, что все быстро несется назад и в то же время он стоит на месте. Вот что-то больно ударило его по ноге. «Ой! Как больно», — подумал Юсуф и хотел рукой схватить за ногу, но вода была уже по пояс, он сильнее задвигал ногами, но ноги его не могли осилить воды, и его отнесло назад, он собрал все силы и ринулся вперед, желая схватить рукою конец болтавшегося аркана от его вьюка.

Вдруг что-то сильное толкнуло его и понесло. Он не понимал, что с ним, и чувствовал только, что несся куда-то далеко, далеко. Два раза мелькнула перед его глазами голова его лошади, и больше он ничего не видел.

А там на берегу раздавались крики: «Держи, утонул! Лошадь-то лови! Соль на ней — разойдется!»

И целая толпа солдат и керекешей бросилась ловить тонущую лошадь, спасая драгоценную в отряде соль, а об Юсуфе все как будто и позабыли, вспомнили о нем лишь тогда, когда от него и следа уже не было.

Памятью о нем только в кармане подрядчика остались те сто рублей, о которых так мечтал бедный керекеш.

И много таких было в отряде Юсуфов.

Стало яснее, кругом все застлано белою снежною пеленою, как бы накрыто одною сплошною скатертью, и благодаря этому и без того мертвый пейзаж получал вид еще более грустный и удручающий.

Пасмурны и недовольны лица у идущих солдат, как-то апатично переставляют ноги усталые лошади, у каждого на лице можно прочесть одну мечту, одно лишь скромное желание — лечь и отдохнуть; еще только полчаса ходьбы — и это осуществится.

Кто не бывал в походах, а особенно в горных, тот не может понять того восторга, подъема духа и прелести, какие доставляет усталому, измученному человеку голубая струйка дыма бивуачной кухни, весело поднимающаяся змейкой к облакам. Будь солдат изнеможен до последней степени, он оживет, силы его возобновятся, как только он издали увидит этот соблазнительный бивуачный дымок. Но не только люди, даже лошади прибодряются, ощущая запах бивуака, и радостно ржут и рвутся из-под своих тяжелых и неудобных вьюков. Показался дымок. «Бивуак!» — раздается крик заметивших его. «Бивуак!» — разносится радостное известие по всем концам растянувшегося отряда, и все, напрягая последние силы, стараются возможно скорее преодолеть небольшое расстояние, отделяющее их от желаемой цели.

Около кухонного котла уже сгруппировалась кучка подошедших погреться солдат, ружья составлены в козлы, число которых увеличивается по мере подхода людей. Маленький костер, сложенный из небольшого количества захваченного топлива, мигая, еле-еле горит, распространяя вокруг себя едкий дым тлеющего сырого терескена[29], но все же, несмотря на эту неприятность, каждый старается ближе протянуть к нему свои окоченевшие руки. Кухонная прислуга, пришедшая раньше, поставила палатку, в которую забрались офицеры в ожидании своих вещей и палаток.

Снег продолжал падать, но не в таком обильном количестве, как во время перехода; ветра не было, но вместе с тем недоставало и топлива. Подошедшие люди были посланы собирать кизяк, которого находилось очень немного, да и тот намок и не горел. Уже подобралось порядочно народу, но обоза, конвоя его и арьергарда все еще не видно. Сидят люди под открытым небом, терпеливо ожидая своих незатейливых походных хором, а снег все сыплет да сыплет.

Только спустя четыре часа подошел наконец и обоз с промокшими подстилочными кошмами, палатками и разными солдатскими вещами. Палатки мигом засерели на