– Здравствуйте, мисс Малер! – окликнул он ее.

Она остановилась, поджидая его.

– Здравствуйте. – Он подошел, улыбаясь во весь рот. Сколько же ему лет? Двадцать – двадцать один, не больше. Она подумала: наверное, он идет за мной. Всего несколько минут, и он дошел бы до общежития и увидел меня в окне – голой.

Она покраснела, ее лицо залилось краской. Он же еще ребенок. Что бы он подумал?

Хорошо, что она недолго там стояла.

– Славный денек, – сказал Карл.

– Да. Очень славный.

В самом деле, что бы он подумал, если бы увидел ее голой у окна? Застеснялся бы? Конечно. Да он бы убежал, крепко зажмурившись. И бежал бы все дальше и дальше. Мысль о том, как этот мальчик бежит, сгорая от стыда, привела ее в восторг. Она улыбнулась.

– В чем дело? – заволновался Карл.

Теперь Барбара засмеялась уже открыто. Карл смотрел на нее, нахмурившись, озадаченный и слегка взволнованный. Какой он еще ребенок! Как мало осталось в мире мальчиков, способных убегать и прятаться от смущения. Быть может, его даже придется водить за руку, иногда.

– С вами все в порядке? – спросил Карл.

– О да. – А она была застенчивой в двадцать один год? Нет. В двадцать один она уже побывала в Касле, а потом в Нью-Йорке. С Верном.

Глядя на светловолосого мальчика, неуверенно стоявшего рядом, Барбара задумалась о прошлом. Воспоминания о себе двадцатилетней затопили ее, прибывая сначала постепенно, потом все больше и больше, как вода. Как прилив, который вымывал ее из настоящего и уносил назад, в прошлое.

Назад, в Касл. И к Верну Тилдону.

Когда Пенни намекнула, что она могла бы поехать с Верном Тилдоном, это привело ее в ярость. По пути к домику на пляже она высказала ей все.

– Но, в конце концов, – ответила Пенни, – чего ты так волнуешься? Что он тебе сделает? Изнасилует, что ли?

Барбара повысила голос.

– И слышать об этом не хочу. Я сама доберусь домой без помощи мужчин, которых я к тому же не знаю.

– Просто ты боишься, что тебя изнасилуют. А может, и хочешь, чтобы это случилось. Говорят, старые девы все такие.

Барбара разозлилась.

– Это кто тут старая дева? Думай, что говоришь! Если ты выходишь замуж, значит…

– Я просто хотела подразнить тебя, милая. – Одной рукой Пенни обняла девушку. – Господи, детка, да ведь тебе всего двадцать лет! Тебе еще расти и расти. Знаешь, как тебя тут прозвали? Перепелочка из Сен-Квентина, вот как. Ты ведь еще несовершеннолетняя. А значит, неприкасаемая. Тебе не о чем беспокоиться.

– Я вовсе не беспокоюсь. Просто мне не хочется ехать всю дорогу с незнакомцами. Это так неуютно. Почему мы не можем вернуться вместе?

– Ты же знаешь, детка. У нас мало денег. А без денег мы не попадем в автобус. На два билета нам еще хватит, но на три – нет. Конечно, с Тилдоном могу поехать я, а вы с Феликсом на автобусе, или наоборот, Феликс может поехать с ним, а мы с тобой на автобусе. Да, так будет лучше всего. Тилдон не похож на парня, который станет приставать к Феликсу. Тогда Феликс просто настучит ему по башке.

– Нет, я не хочу разлучать вас с Феликсом. Я же знаю, как сильно вам хочется вернуться назад вместе.

– Ладно, давай подумаем. – И Пенни погрузилась в размышления. – Есть еще другой выход.

– Какой?

– Может, тебе познакомиться с этим Тилдоном чуточку поближе? Вдруг он тебе понравится. Он довольно интересный тип. Ведет свою программу о джазе на радио в Нью-Йорке.

– Он мне говорил.

– Ну вот, ты же без ума от джаза. Сходи к нему, поболтай. Он тебя не съест.

– Не хочется что-то.

– Вечно тебе ничего не хочется.

– Да, а ты бы хотела, чтобы я все время делала по-твоему? Можно я вообще ничего не буду делать? Можно я буду просто быть?

– Конечно, лапочка. – Пенни взяла ее за руку. – Пойдем в домик. Баиньки пора. И ничего не бойся. Все образуется.

Барбара сидела в домике одна. Был вечер. Пенни не было, они с Феликсом пошли к кому-то в гости.

Одна в доме, с «Сыновьями и любовниками» Лоуренса на коленях, она воображала себя счастливой. Но была ли она счастлива? Положив книгу на постель, она подошла к окну послушать шум океана. Это был знакомый звук, под него она жила всю жизнь. Он как дождь или ветер, вечная сила, которая существует всегда.

Но сегодня звук движущейся воды вселял в нее беспокойство. Почему она всегда здесь? Почему она вечна? Что бы ни происходило с людьми, что бы ни случилось с ней, Барбарой, океану безразлично. Что, если бы она была какой-нибудь мелкой живой тварью, застигнутой прибоем, который бросает ее туда и сюда, молотит о камни… Вперед и назад, от берега и снова на берег, и так до тех пор, пока панцирь не искрошится, не превратится в вязкую пульпу. Так ли бывает с мелкими морскими моллюсками?

Иногда она видела их по утрам на пляже, куда их выбрасывали волны. Так они умирают? Она задумалась. Быть может, мелкие морские твари даже не знают, что такое океан, не чувствуют движения прибоя.

Пока она размышляла, к крыльцу подошел Верн Тилдон и постучал. Она удивилась, не зная, кто бы это мог быть. Открыла дверь, и в домик вошел он.

– Здравствуйте, Барбара. Как поживаете?

Она глядела на него неуверенно.

– А, вспомнила. Вы Верн. Что вы хотели? Пенни и Феликса нет. Они пошли навестить каких-то знакомых.

– Вот и хорошо. – Он сел на жесткий стул и откинулся на спинку. Он был такой маленький и странный. Сколько же ему лет? Наверняка за тридцать. Может быть, тридцать три или четыре. Его глаза, увеличенные линзами, моргали по-совиному.

– Почему хорошо? – спросила она.

Верн пожал плечами.

– Потому что так я могу поговорить с вами. Если не возражаете. Вы возражаете?

– Нет. Наверное, нет.

– Тогда я буду говорить. Итак? Что вы за человек, мисс Малер? Барбара Малер. Барбара. Мне всегда хочется знать, с каким человеком я говорю.

– Не знаю, о чем вы.

Верн встал и подошел к ней. Он разглядывал ее очень внимательно. Как будто она снова стала школьницей и перед ней был учитель. Интересно, хороший учитель получился бы из этого человека? На нем был толстый, шершавый пиджак, и он курил трубку. Она попыталась представить его с собакой. Нет, он слишком мелкий. Собака тащила бы его за собой. Она улыбнулась, вообразив такую картину.

Он приподнял бровь.

– Да вы, оказывается, вовсе не такая суровая.

Она почувствовала, как у нее краснеют щеки.

– Давайте не будем. – Он откровенно оценивал ее, оглядывая с головы до ног. – Перестаньте! Что я, по-вашему? Тряпка в витрине?