Он не стал ее останавливать, когда, взяв ключи от своей машины и набросив на плечи куртку, Нина вышла и закрыла за собой дверь. Ключи от квартиры остались лежать в прихожей на полке. Зорин взглянул на них и понял, что она ушла навсегда. Что это связано с гибелью сына. Опять позвонил телефон – это была Пашина мать. Она кричала что-то бессвязное, плакала, всхлипывая так, что у Зорина сжималось сердце. Он сам был на грани срыва и не слышал большей половины того, что Ирина пыталась донести до его ушей. Наконец Зорин четко услышал:

– Ты убил моего сына, ты и она! Он бредил и звал ее – твою Нину. Ненавижу вас, будьте вы прокляты! Где она, я хочу услышать ее голос! Пусть наберется наглости выразить мне свое соболезнование! Где она?!

Но Нины рядом не было. Зорин прижимал трубку, в которой давно раздавались гудки, а Нина в это время стояла на загородной трассе, подняв воротник куртки.

Ветер обдавал ее лицо, руки холодной сыростью. Она пробиралась под одежду, заставляя тело дрожать мелкой дрожью. Нина не могла даже сигарету прикурить. Несколько неудачных попыток привели к тому, что ее зажигалка полетела куда-то на грязную обочину. Нина держала руку, мечтая поскорее оказаться в машине. На этот раз ей было безразлично – легковое авто или тяжелый грузовик. Она просто должна исчезнуть. Для всех, кто знал ее, она умерла. Не сейчас. Это произошло гораздо раньше, когда не стало Панина, Соболева, Димы, теперь… Пашки. Ее карающий меч выбирает жертву и, не спрашивая ни о чем, вершит свое черное дело. Она остановит эту вереницу смертей, в которой ей досталась неприглядная роль палача.

Нина почувствовала, как в горле стало сухо, языком не пошевелить. Серая широкая лента дороги стала терять свои очертания. И в этот момент рядом раздался визг тормозов, шипение остановившегося дизеля. Из кабины огромного грузовика показалось небритое, усталое лицо мужчины лет сорока.

– Тебе куда, красавица? – он улыбнулся, и Нина сразу заметила, что справа у него нет нескольких зубов.

– Мне прямо, – тихо ответила Зорина.

– Тогда садись, подброшу, – в его глазах мелькнуло что-то похожее на предвкушение приключения. Нина села в кабину, потирая озябшие руки. – Замерзла?

– Да, – глухо ответила Нина, не узнавая своего голоса. – Мне бы сигарету.

– Пожалуйста, – водитель протянул ей пачку «Бонда».

– Прикури, – попросила Нина.

– Ну, царица! – засмеялся тот, хлопнув себя по бедру ладонью. Он быстро прикурил и снова посмотрел на странную попутчицу. Она прижалась к дверце и беззвучно плакала, закрыв глаза. Слезы стекали по ее побледневшим щекам. Водитель поджал губы, отвернулся.

– Сейчас, – всхлипнула Нина и шумно выдохнула. Взяла дымящуюся сигарету, глубоко затянулась. – Сейчас я перестану.

– Что это с тобой? – в голосе водителя недовольство смешалось с участием.

– Ничего.

– Плачешь, а говоришь – ничего.

– Тебе показалось, – выпуская очередную струю едкого дыма, ответила Нина. Она смотрела вперед, не поворачивая лица к удивленному шоферу.

– Галлюцинации, значит? – усмехнулся мужчина, искоса поглядывая на нее.

– Да, такого не бывает в природе. Ты когда-нибудь видел плач палача?

– Нет.

– Вот об этом и говорю, – Нина откинулась на высокое сидение.

– Тебя как звать-то?

– Леди Макбет, – Нина посмотрела на четкий профиль водителя.

– Леди, говоришь? Леди по дорогам не стоят, автостопом не ездят, – засмеялся тот.

– Лучшая шутка сезона, – сказала Нина и, зажав в зубах сигарету, захлопала в ладоши.

– А я – Павел, – произнес мужчина и протянул руку для знакомства. Нина осторожно прикоснулась к ней. – Ты вроде привидение увидела.

– Не обращай внимания, – сказала Нина и отвернулась к окну. – Красивое имя, очень красивое. Паша…

Это же имя повторял и Алексей. Он произносил его на разный лад, чувствуя, как с каждой минутой оно становится безжизненным, пустым звуком. Мозг отказывался верить. Несколько часов назад все будто стало на свои места, а сейчас у него нет ни сына, ни жены, уход которой означал, что никогда он не узнает всей правды, чего-то страшного, непростительного.

«Господи, почему я не поймал ему машину? Этот обед, я виноват, только я!» – Алексей перестал чтолибо чувствовать. Он просто оделся, сел в машину и поехал в больницу. Там в холле увидел почерневшую от горя Ирину. Она бросилась к нему, казалось, хотела ударить, но только сунула ему в руки две грязные книги и, застонав, медленно пошла к выходу: это был их с Ниной подарок. Алексей поднял книги, прижал к груди. Медленно подошел к ряду стульев у самой стены, тяжело опустился на один из них. Зорин смотрел на лица входивших и выходивших людей, замечая тень горя, озабоченности на каждом. Никто не улыбался, все спешили, суетились, отрешенно глядя по сторонам.

Алексей не мог представить, что сможет сейчас сесть за руль. Еще труднее было открыть дверь квартиры и не застать там никого. Он остался один на один со своим горем. Никто не сможет разделить его с ним. Только она могла бы, но она ушла. Ее больше никогда не будет… Он не может вернуться туда, где все напоминает о том, как он был счастлив. Зорин поднялся, вышел из корпуса и, поймав такси, назвал водителю адрес родителей. Потом проехал немного и попросил вернуться обратно к больнице. Там он расплатился с удивленным таксистом и сел за руль своего «мерседеса». Он ехал домой, надеясь на то, что не доедет до него. Что-то должно случиться с ним. Обязательно случится, ведь он не переживет предстоящего дня. Или он попросту не наступит!

Проснувшись, Зорин удивленно поднял брови, увидев, что комната залита солнечным светом. Солнце посмело взойти! Какой цинизм, жестокость. Сбросив с кровати одеяло, Алексей окончательно проснулся и понял, что предстоит пережить самый страшный день в своей жизни. Все казалось кошмарным сном. Зорин хотел забыться и не мог. Мозг четко фиксировал все происходящее. Это было страшно…

Маленький городок гудел: похороны сына влиятельного бизнесмена, таинственное исчезновение его жены. Бесконечная череда тяжелых, давящих минут, часов. Зорин наконец остался один. Позади сочувствующие речи и взгляды знакомых, сослуживцев, посторонних людей. Он все время искал глазами ее, до последней минуты надеялся, что она не сможет не прийти. Он был готов простить ей любой проступок, услышать самый грязный рассказ, только бы не остаться теперь одному в их просторной, холодной квартире со своими мыслями. Неописуемая боль, горечь утраты, крушение надежд. «Соболезнуем трагической гибели сына…» – адская мука. Но она не пришла, словно и не было ее никогда рядом.

– Тебе нужно заснуть, Алеша, – услышал он знакомый голос Лены Смирновой. Он вопросительно смотрит ей в глаза, и, понимая все без слов, Лена качает головой. – Она у меня не появлялась и не звонила. Вот выпей.

Белые спасительные таблетки, от которых Зорин забылся тяжелым сном. И вдруг улыбка пробежала по его усталому, постаревшему лицу. Алексею снилось море, бескрайняя зеркальная гладь. Навстречу издалека бегут загоревшие, смеющиеся Нина с Пашей, соленые брызги разлетаются и горят под яркими лучами солнца. Алексей начинает жестикулировать, чтобы они не спешили. «Обеда не будет, обеда не будет!» – кричит он, и, кажется, они начинают удаляться. Вот только морская гладь переливается под южным солнцем. Их нет, они исчезли, словно мираж. Улыбка сошла с лица спящего. Издалека раздается голос Нины: «Это я убила его…» – Зорин один, а вокруг только бескрайнее море, ставшее почему-то ярко-красным. Солнце садится за горизонт невероятно быстро. Черная мгла и шум прибоя. Стало темно, холодно, страшно.