Потоки музыки, казалось, окутывали ее. Ее голова, словно метроном, покачивалась в такт мелодии, а пальцы быстро бегали по клавишам.

Это была музыка, которую она давно похоронила в себе. Мелодия радости, страсти и гармонии. Но ничто не смогло ее уничтожить. Она сохранила эту музыку в своей душе, даже не догадываясь об этом.

Под аккомпанемент легкого стаккато Люк бесшумно подошел к роялю. Он стоял, наблюдая за ней, и вдруг понял, что она досталась ему в награду. И еще он подумал, что не заслужил такого счастья.

Внезапно пальцы Брай замерли на клавишах. Еще не открыв глаза, она уже знала, что он здесь.

— Люк! — Чуть не опрокинув стул, она вскочила из-за рояля и бросилась к нему. — Я знала, что это ты! Я знала? ~ Она встала на цыпочки и, обняв его за шею, крепко поцеловала в губы.

Люк притянул ее к себе. Она снова с ним. Его музыка. Его радость. Его страсть и гармония. Неистовость ее объятий была хорошо знакома ему. Он целовал ее, а в ушах все еще звучала ее музыка.

Откинувшись назад, Брай взяла в ладони его лицо и заглянула ему в глаза. В них стояли слезы.

— Ты плачешь? — прошептала она. — Почему ты плачешь?

— Музыка, — ответил он. — Во всем виновата музыка.

— Она предназначалась тебе. Понимаешь, я весь вечер не находила себе места. Все эти долгие часы ожидания были для меня мукой, и вдруг я обнаружила себя здесь, сидящей за роялем. Впервые за многие годы я почувствовала в себе музыку — музыку и страх. Но как только я дотронулась до клавиш, страх исчез, исчез навсегда. Вот что ты дал мне.

Он слушал ее слова и соглашался с тем, что она сказала ему, но не потому, что действительно дал ей что-то, а лишь потому, что она сама считала это правдой.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Мне так жалко, что я отпустила тебя без доброго напутствия. Даже мама упрекала меня за это. — Взяв Люка за руку, она подвела его к креслу у камина, в котором горел слабый огонь. Брай подбросила в него полено. — Погрейся у камина, — предложила она. — У тебя такие холодные руки. Я сейчас приготовлю тебе горячий чай.

Люк предпочел бы, чтобы она посидела рядом с ним, но она уже направлялась к двери, стараясь не смотреть на него и упорно избегая разговора о событиях минувшей ночи.

Он стоял у камина, потирая озябшие руки, когда она вернулась с подносом и налила им по чашке чаю. Люк взял чашку и повернулся спиной к огню, а она села в кресло и приподняла подол платья, чтобы согреть озябшие ноги.

Он бросил взгляд на ее туфли — они были мокрые.

— Куда ты ходила ночью? — небрежно спросил он. Удивленная вопросом, Брай проследила за его взглядом.

— Ах да, мои туфли. Я ходила прогуляться к реке. Мои пальцы устали от игры, и я решила немного отдохнуть. Прогулка пошла мне на пользу.

Поставив чашку на поднос. Люк сел перед ней на корточки снял с нее туфли и стянул мокрые чулки. Затем он принялся растирать ей ноги, чтобы согреть их, и Брай благодарно вздохнула.

— Я думал, ты уже давно лежишь в постели.

— Мама ушла к себе в спальню еще до полуночи. Адди тоже куда-то исчезла. Джеб и Элси разошлись по своим комнатам еще засветло.

— Значит, они пропустили твой концерт?

— Полагаю, что да. Во всяком случае, никто не пришел поинтересоваться, что за шум я тут подняла.

— Они много потеряли.

Выпрямившись, Люк взял чашку и сделал несколько глотков, наблюдая за Брай. Он понял, что она сдерживает себя, чтобы не спросить его об исходе игры, и решил ее помучить.

Взгляд Брай обратился к окну. Шторы были раздернуты, но на улице было так темно, что она видела в стекле лишь свое отражение.

— Ты ничего не говоришь об Оррине, — наконец не выдержала она. — Он вернулся вместе с тобой?

— Когда я уезжал, он оставался у Франклина.

— Наверное, им надо было обсудить деловые вопросы?

— Возможно, — равнодушно пожал плечами Люк. Допив чай, он поставил чашку на поднос. — А теперь спать!

— Ты ничего не хочешь рассказать мне?

— Рассказать — что?

— О результатах игры. Ты заставляешь меня нарушить слово, которое я себе дала.

— Какое слово?

— Что я не буду тебя ни о чем спрашивать, а сделаю вид, что меня это совсем не интересует. Мне только хотелось, чтобы ты вернулся живым и невредимым. Я говорю правду. А сейчас, когда ты вернулся, меня гложет любопытство, и это несправедливо, что ты меня мучаешь. Ты мог бы сказать, чем кончилась игра и почему Оррин не приехал вместе с тобой. — Люк открыл рот, но она быстро заговорила: — Нет-нет, я ничего не хочу знать! Я передумала. Меня абсолютно не интересует результат.

— Почему тебя не интересует результат? Я бы обязательно поинтересовался.

— Ты имеешь на это право. Ты рисковал. Мне же оставалось только волноваться.

— Не одна ты волновалась. Мне тоже пришлось поволноваться. Они пытались завербовать меня в свой Клан. Я этого от них не ожидал и не имел ни малейшего представления, чем для меня может обернуться мой отказ. Но они быстро оставили меня в покое, увидев, что я уклоняюсь от этого разговора.

— Они хотели, чтобы ты присоединился к ним? — удивилась Брай. — Разве они забыли, что совсем недавно ты целился в них из ружья?

— Этот инцидент даже не обсуждался. Может быть, они решили, что я действовал по твоему приказу. Открытым текстом они, конечно, об этом не говорили, но, насколько я понял, они хотели узнать, что я думаю по этому поводу. Но поскольку я для них чужак, они действовали очень осторожно.

— Невероятно! А что было дальше?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Нет, не надо ничего рассказывать. Для меня это не имеет никакого значения. Главное, что ты здесь и ты не пострадал. — Она остановилась у рояля и загасила свечи в канделябре. — Правда, если бы ты мне хоть как-то намекнул… Намек я бы приняла. Таким образом я бы не нарушила данное себе слово и была бы к тебе более доброй, когда мы придем в спальню.

Подавив зевок, Люк взял ее за руку:

— Бри, если твое «более доброй» означает, что ты дашь мне немного поспать, тогда я расскажу тебе кое-что.

— Другая женщина на моем месте обиделась бы за такие слова, я же просто их никогда не забуду.

— Ничего себе утешение, — хмыкнул Люк. — В мои намерения не входило тебя обижать. Если тебе нужен намек, то загляни в карман моего сюртука.

Брай взглянула на спокойное лицо Люка и запустила руку его карман. Нащупав там сложенный листок бумаги, она вынула его и аккуратно расправила. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы узнать небрежный почерк отчима.

«Прошу считать сегодняшний день днем выплаты всех моих долгов Лукасу Дирборну Кинкейду. Согласно этому документу сегодня, тридцатого числа ноября месяца, собственность, известная как „Конкорд“, в прошлом „Хенли“, переходит во владение Бран Гамильтон Кинкейд, дочери моей жены Элизабет Гамильтон Фостер. Указанная собственность включает в себя плантации риса, домашний скот, амбары, надворные постройки, фермы арендаторов и сам особняк. Для поддержания собственности в должном состоянии я выделяю ей сумму в восемь тысяч долларов.