Наши молитвы были услышаны – в Зару оставшиеся лодки вернулись благополучно. Там мы определили раненых в госпиталь – в тот же, который всего лишь месяцем раньше принял Деррика и Джонни. Один из раненых был в очень тяжелом состоянии – осколком ему распороло горло. Мы делали для него все, что могли, но его стоны и хриплое, тяжелое дыхание я буду помнить до конца своих дней.

После разрядки, которую принесло одно из наших последних патрулирований на островах (это оказался последний боевой поход 658-й), нас отправили в Анкону для установки нового двигателя.

Ситуация на Адриатике быстро менялась (как и на других театрах военных действий), и мы каждый день наведывались в оперативный отдел, чтобы ознакомиться с положением дел. Армии, наконец, сломили сопротивление противника и теперь рвались вперед. Партизаны (чему мы сами были свидетелями) очистили югославские острова и теперь двигались к материку. В Германии армии союзников форсировали Рейн и продвигались на восток. Русские очень быстрыми темпами наступали по Восточной Германии на запад.

Что касается нашей войны, главные порты – Венеция, Триест, Пола и Фиуме – все еще оставались в руках у немцев, туда заходило много вражеских кораблей. Иными словами, нашей очевидной целью было их уничтожение или захват. По мере того как и армия, и флот продвигались на север, корабли противника оказывались зажатыми на постоянно уменьшающемся морском пространстве. Разведка доносила, что в четырех крупных портах единовременно находится до 50 кораблей от эсминцев до малых катеров. Нас всех волновал вопрос: что будут делать немцы – сражаться, сдаваться или затопят свой флот?

Каким бы ни был ответ, не приходилось сомневаться: очень скоро вся Адриатика будет наша, а порты Венеции и Триеста станут основными для снабжения наших войск. Поэтому были разработаны планы очистки каналов к этим портам от мин. Траление велось в дневное время, а на ночь, в целях экономии топлива, тральщики бросали якоря там же в оперативной зоне, а не возвращались в Анкону.

Главной опасностью для них были торпедные катера противника, и перед нами была поставлена задача организации патрулирования для охраны места стоянки тральщиков. Пришлось вспомнить о наших «зиц-патрулях» на Сицилии. Мы выходили в море группами по три корабля, но, чтобы обеспечить более надежную защиту, действовали по одному с разных сторон якорной стоянки. В первую ночь мне выпал северный край, и я послушно провел всю ночь в 8 милях севернее конвоя, чувствуя себя одиноким и потерянным, да к тому же еще ближе всех к позициям противника. Шансов быть застигнутым врасплох катерами противника почти не было – ночи были лунными и очень светлыми.

В бинокль я мог видеть стоящие группой тральщики и даже другие дог-боты – они на расстоянии 8 миль выглядели совсем маленькими. Усомнившись, что такая великолепная видимость возможна ночью, я включил радар и уточнил расстояние – все было правильно. В подобных обстоятельствах поводов для беспокойства было немного, однако опасность нашей северной позиции заключалась в том, что с катеров противника, расположенных в 8 милях «под луной», нас отлично видно (так же, как мы видели тральщики), а они останутся для нас невидимыми, пока не подойдут ближе.

К концу вахты мои глаза уже слезились от напряжения и казалось, что катера противника приближаются со всех направлений одновременно. С подлунной стороны море плавно сливалось с небом и линия горизонта не определялась, зато с противоположной стороны она была видна совершенно отчетливо.

Мы выполнили три таких патрулирования, после чего получили сообщение командования, произведшее эффект разорвавшейся бомбы:

«Лейтенант Рейнолдс вызывается свидетелем на заседание Большого жюри, которое пройдет на Мальте 3 мая. Может быть доставлен самолетом. Лейтенант Робинсон обеспечит временное исполнение обязанностей – 281 134 (28 апреля).

Матросы Феннел и Таннер, а также телефонист Андерсон с канонерки номер 658 должны быть доставлены первым подходящим рейсом авиации на Мальту. Они также вызываются как свидетели на процесс 3 мая. При необходимости замена им может быть обеспечена из команд кораблей, находящихся вне эксплуатации, – 281 135 (28 апреля)».

Это было чрезвычайно некстати! Война подходила к концу, и единственное место, где я должен был в это время находиться, – на мостике 658-й!

Я немного поразмышлял, стоит ли обратиться с протестом к командованию, но решил, что не могу не выполнить прямой приказ, и начал готовиться к отъезду. Первым делом следовало заняться перелетом. Заручившись рекомендациями командования базы, я посетил соответствующие организации и получил место на борту «дакоты», вылетающей на следующий день на Мальту через Бари и Катанию. Терри Робинсон не мог заменить меня, поскольку к этому моменту уже перешел на береговую работу, поэтому я сдал 658-ю Чезу Тернеру – запасному командиру 59-й флотилии, недавно прибывшему из Великобритании.

На следующий день я прибыл на аэродром королевских ВВС, расположенный недалеко от Анконы, и совершил свой первый в жизни воздушный перелет. Грохот и вибрация двигателей на земле мне совершенно не понравились, зато сам полет был восхитительным. Я получил возможность увидеть с воздуха берег, который до сей поры созерцал только с воды. Мы даже пролетели над группой маленьких кораблей, и я с восторгом заметил две канонерки, деловито спешащие на север, оставляя за собой пенящийся, искрящийся на солнце след.

После короткой остановки в Бари мы еще некоторое время летели над берегом в южном направлении, затем повернули направо, пролетели над каблуком «итальянского сапога», и я увидел знаменитую военно-морскую базу Таранто. Полет продолжался в западном направлении над заливом Таранто, а потом снова над берегом, словно специально для того, чтобы я мог полюбоваться волшебным видом на горы Калабрии. Затем под нами промелькнул Мессинский пролив – знакомое по бесконечным патрулям лета 1943 года бутылочное горлышко. С воздуха оно выглядело пугающе узким. Неудивительно, что береговые батареи доставляли так много неприятностей. Описав круг, мы приземлились в Катании, взяли еще несколько пассажиров и сразу взлетели снова, на этот раз взяв курс на Мальту.

Вулкан Этна и с воздуха выглядел огромным, но довольно скоро скрылся из глаз по мере нашего продвижения на юг. Я с восторгом узнавал порты, мысы и заливы на побережье, вдоль которых мы патрулировали не только во время операции «Хаски», но и до нее. Аугуста, Мурро-ди-Порко, Авола, мыс Пассеро – все это промелькнуло под нами, и, наконец, показалась Мальта – пыльный желтый алмаз, лениво нежащийся в солнечном свете. Мы пролетели над Гоцо, заливом Сент-Пол и приземлились на аэродроме в Луке, расположенном в юго-западной части острова.

Я доложил о своем прибытии в штабе командования (сам командующий в это время находился в Италии) и выяснил, что слушание начнется через два дня и что, если не считать процесса, я свободен как ветер.

Я встретился с Флетчером и Кроутером. Парни, конечно, нервничали, но в общем-то не теряли присутствия духа. Все происшедшее казалось им (как и всем нам) форменным абсурдом. Обычная ночь на берегу ввергла их в серьезнейшие неприятности, хотя сотни других, куда более разгульных ночей заканчивались лишь головной болью по утрам. После этого я посетил барристера, который должен был представлять парней от имени военно-морского флота. Он произвел впечатление грамотного и вполне уверенного в своих силах юриста. Он считал, что Кроутеру, скорее всего, удастся избежать наказания благодаря ряду особых обстоятельств, связанных с идентификацией, а у Флетчера перспективы куда менее благоприятные.