Нервный смешок.

«Я бы поразмыслил над сутью».

— Тихо, Ищейка! Кто говорит? Кто ты?

«Намаете. Приветствуйте бога изнутри».

— О нет, только не это, — произносит Фудир. — Нет, не надо. Не этот старый трюк.

«Смерть — это жизнь, что не заканчивается».

«Это нонсенс. Смерть — это конец жизни».

«Пусть он уйдет!» — Ребенок крепко прижимается к Шелковистому Голосу.

«Смерть — это нонсенс, ибо со смертью чувства не заканчиваются. Изменение приносит боль, а жизнь — это изменение. В смерти нет изменения, следовательно, и боли».

«Что ты пытаешься нам донести?»

— Он ничего не может нам сказать, дурак! — Кажется, голос Фудира вот-вот надломится. — Он просто выброшенная частица нас, не менее глупая, чем все остальные.

«Какой путь нам избрать? Бросить Мéарану? Убедить ее оставить поиск? Лететь к Гончим или бежать от них?»

— Это не оракул, Педант! Донован, сделай что-нибудь!

«Выбирайте любой путь. Вам не избежать того, что ждет в конце».

«Но какой путь дольше? Если нужно, мы можем и потянуть время».

«Тяните, если желаете. В пустоте времени даже самая длинная жизнь — не более чем искра. Она не более чем одинокий человек в безбрежности Вселенной. Твоя молодость мертва. Конец отведенного тебе времени уже близок, и в нем ты обретешь отдых от нескончаемой борьбы, освобождение от Колеса».

— Донован! Стол!

Стулья исчезают, разлетаясь подобно галактикам, стол будто растворяется. Фигуры Донована, Силача, Ищейки и остальных переходят в красный спектр. Фудир знает, что это означает. Его разум распадается на части. Он слышит смех, похожий на шелест засохшей осенней листвы. Силач слева и Ищейка справа уже вне досягаемости, но он бросается вперед, тянет руку — и…

…И его рука касается горки соломы посреди стола. За ним сидит только он. Соломинки, подкрашенные на концах, накиданы без всякого порядка. Фудир колеблется, тянется и так осторожно, словно обчищает карман, берет с верхушки ярко-красную. Он держит ее перед собой в ожидании, не осыплется ли конструкция.

Она не разваливается, и он с улыбкой тянет вторую. Эта по краям зеленая и, должно быть, вылезла из-под двух других. Его рука не дрожит, горка не падает; с удовлетворением он откладывает соломинку в сторону.

Так он достает их с полдюжины, но вдруг поверхность столешницы становится зеркальной, и он не может отличить настоящие соломинки от отражений.

— Так нечестно, — говорит Фудир.

Он тянет руку — и…

…И Ищейка берет очередной пазл картины-загадки из груды на столе. На мгновение его охватывает тревога, не рассыплется ли груда потому, что он потревожил пазлы. Но для картины это не имеет значения, и он успокаивается. Граница почти закончена, и он ищет место, куда ляжет последний пазл. Он задается вопросом, чем в итоге станет рисунок, и пытается угадать целое по намекам, появляющимся на краях. Возможно, деревья. Ручей или река. Пасторальный пейзаж? Он работает без образца. Какой смысл в игре, если решение уже перед глазами?

Вдруг цвета блекнут и все пазлы становятся одинаково серыми.

«Так нечестно», — бормочет он, хотя становится еще интереснее.

Он тянет руку — и…

…И Донован переставляет советника.

— Джабуб, — объявляет он и садится, чтобы изучить расстановку. Красные поставят мат через двадцать пять ходов. Почему-то он знает это, но не удивляется.

Перед ним классическая доска для игры в шаХматы. Без модернистских нововведений, простое поле боя с красными и черными клетками. Игра в самом разгаре. Его император неподвижно стоит на центральном квадрате родного ряда, миньоны наступают вперед в комплексной взаимной поддержке. Советники на флангах и прыгающие гончие играют в связке с принцессой, хотя крепости еще ждут на краях боевой линии. Но вражеская принцесса доминирует в центре поля с неплохими шансами женить своего принца и ведет обоих гончих вперед. Появляется общая картина. Расстановка шаткая. Один неверный ход — и все рассыплется в хаос. «Словно горка соломинок», — приходит на ум забавное сравнение.

Он решает сделать ход, но, когда пытается взять советника, тот не поддается. Вместо этого, один миньон изменяет цвет с красного на черный и превращается в гончую. Над доской расстилается туман войны, скрывая вражескую принцессу и заволакивая чужие ходы.

— Так нечестно, — говорит он безымянному и невидимому противнику.

Он тянет руку к другой фигуре — и…

…И это не совсем подходящее слово. Слово из трех букв «_______», как чертополохов небоскреб». Педант чешет голову и своими ломкими ногтями расцарапывает кожу до крови. На столе стоит голокуб, каждая сторона которого длиной с руку. Педант сидит в светлом патио, выходящем на декоративный сад с зелеными кустарниками и белыми бетонными скамейками.

«Горячие Сады старого валентнианского дворца, — мгновенно узнает он пейзаж, — до того как его разграбили „Бедные Пете“». Красивое место, чудесный вид. К жизни валентнианского тирана можно привыкнуть, если не задумываться о том, как она коротка.

_______, как чертополохов небоскреб. Педанту кажется, что он должен знать это слово. Но в слове «хлипкий» больше трех букв. Он вспоминает, что старый диалект жунгво еще встречается в чертополоховой версии галактического и в нем используются особые символы. Нгап нгап гунг? Три символа, а среднее нгап сойдет за четыре последние буквы в Гиннунга-пе на Мире Фрисинга: 230 вниз. Где жар встречается со льдом.

«О, до него умно!»

Но когда он сверяется со списком, то обнаруживает, что все подсказки написаны тантамижским шрифтом. Он вздыхает, поскольку даже в лучшие свои дни язык насчитывал двести сорок шесть букв. И ему непонятно, как прочитать некоторые из них, например. Говоря по правде, сами по себе не буквы, а лишь модификаторы. — один знак или три?

«Так нечестно», — жалуется он. Но он уже слышит, как банда «Бедных Пете» идет ко дворцу, и задается вопросом, может ли смерть от рук воображаемой банды в воображаемом дворце оказаться достаточно реальной для воображаемой личности.

Он умоляюще тянется к невидимой сущности, или сущностям — и…

…И она с воздетыми руками стоит рядом с горящим костром, улыбаясь сравнению, что собравшиеся плакальщики — фигуры из шаХмат. Сегодня ее слова могут направить их к спасению или враги сокрушат всех. Плакальщики, не доверяющие друг другу, временно объединены вокруг украшенного венками тела, лежащего в традиционной повозке возле огня. Она знает, что по крайней мере один из них — предатель. Сложность на сложности, один неверный ход — и все рассыплется в хаос, словно горка соломинок.