Зара вернулась какая-то молчаливая, не раздеваясь села у печки. Снежинки таяли на ее пальто, оставляя мокрые пятна. Демин молча стал расстегивать пуговицы, снимать с холодных ног резиновые сапоги.

. – Ты сейчас будешь меня ругать, – сказала Зара.

– Тебя? – возразил он. – Да за что же?

– Нет, ты будешь ругать меня, – повторила Зарема. – Скажи, сколько у нас оставалось денег до первого числа?

– Кажется, двести или триста. Впрочем, точно не помню.

– Двести пятьдесят шесть, Коля. И были они у меня. А теперь…

– Потеряла?

Зарема отрицательно покачала головой.

– Отдала.

– Кому?

– Коля, а если я на этот вопрос не отвечу?

– Дело твое, – удивленно протянул Демин и замолчал.

– Надулся, – печально усмехнулась Зара. – Нет, я тебе, конечно, все расскажу. У нас сегодня не было двух последних лекций. Обрадовалась, что приду домой раньше. Подхожу к трамвайной остановке, слышу, кто-то плачет. Обернулась – у фонарного столба девочка лет десяти. Ботинки рваные, платок на голове с дырами, пальтецо с чужого плеча. Подошла к ней, спрашиваю, в чем дело. Она как зарыдает: «Кошелек в трамвае вытащили, а в нем сто рублей. Отчим узнает – прибьет». Веришь, Коля, сердце так и кольнуло. Отдала я ей сотню, а потом догнала и еще сто пятьдесят шесть сунула и сказала, чтобы не отчиму, а матери в руки все вручила.

Она замолкла. Молча сидел рядом и Николай.

– Чего же ты меня не коришь?

– За что? За деньги? – усмехнулся Николай. – Я бы на твоем месте тоже этой девчушке помог, но отдал бы, вероятно, только сто, что она потеряла. А в тебе сразу же кавказская кровь закипела. Ничего, Зара, придется досрочно сберкнижку потревожить.

– Уй, как они быстро тают, твои пять окладов.

– Уже два осталось, – уточнил Демин. – Ну да ладно, проживем.

А еще через неделю Зарема ошеломила мужа новым известием. В тот день она снова пришла из университета раньше обычного и, раздевшись, долго ходила по комнате. Была она вся какая-то приподнятая, необычная и, поглядывая на Николая, еле сдерживала давивший ее смех. Демин прикидывался, будто ничего не замечает. Он знал, не пройдет и десяти минут, как Зара не выдержит и все расскажет. Так и случилось.

– Уй, как это здорово, если тебя приглашают на свидание! – воскликнула она. – Как ты думаешь на этот счет, Николай, а?

– Меня что-то никто пока не приглашает, – равнодушно отозвался Демин.

– Значит, ты не представляешь, – засмеялась Зарема. – А меня сегодня пригласили. Даже в письменной форме. Взгляни. – Она протянула записку.

Демин колол у раскрытого поддувала кафельной печки деревяшку на щепки. Печка уже разгоралась. Дрова выбрасывали яркие отсветы, и от этого сильные, засученные по локоть руки летчика казались бронзовыми.

Он неторопливо взял в руки вырванный из ученической тетради листок. Увидев четкие округлые буквы, не торопясь прочел:

«Дорогая Зарема! Мне все известно. В том числе и то, что вы замужем. Но, посудите сами, разве есть сила, способная остановить настоящее чувство. Мне надо, чтобы вы, по крайней мере, меня хотя бы выслушали. Будьте, пожалуйста, сегодня в девять вечера на конечной остановке пятого маршрута. Преданный вам Володя».

Демин отложил записку и почесал затылок.

– Ничего себе. Решительный тон.

– Уй! Правда же, здорово? – Она хлопнула его по плечу. – А ты знаешь, он меня не в первый раз приглашает… Я совершенно позабыла тебе сказать. Собиралась, собиралась и позабыла.

На губах Демина шевельнулась усмешка.

– Кто же он такой, этот Володя?

– Студент. Худенький, хрупкий, курчавый мальчишка. Фамилия – Вахов. Сын композитора. Представляешь, он на три года меня моложе. Два дня назад подходит после лекций и спрашивает: «С вами можно поговорить?» Я отвечаю: «Говорите». А он потупился и головой качает: «Нет, мне бы за пределами университета». Я почему-то была злая и скороговоркой ему: «Простите, но у меня муж дома сидит некормленый, поэтому разговор за пределами университета уже по одной этой причине немыслим». Он улыбнулся и промямлил: «Жалко». А сегодня вот эта записка. Здорово, а?

Демин улыбнулся и утвердительно закивал головой – Здорово, Зара. Что же это за жена, если за ней никто не поухаживает?

Зарема озорно повела глазами:

– Вот и я так думаю.

Он с интересом вглядывался в ее лицо – до чего же ты светлая, Зарка. Вот так и будем жить с тобою – без единого обмана, все начистоту. И любые трудности будут нипочем.

– Ты не находишь, что я сейчас похожа на шекспировскую героиню? – спросила она, дурачась.

– На Дездемону?! – усмехнулся он – Ах ты, милый Отелло! – повисла у него на шее Зарема. – И ты можешь со мною…

– Не-е – прервал ее Николай. – Я Отелло добрый. Я не буду ни душить, ни резать свою любимую – Вот и хорошо, – сказала Зарема и тотчас же задумалась. – Однако посоветуй, что же мне делать? Нельзя же оставлять письмо без ответа.

– Сходи на свидание, – посоветовал Демин – Дурак, – Зара провела пальцами по шраму на его щеке. – Я ведь серьезно спрашиваю.

Демин пожал плечами.

– Ты, пожалуй, и в самом деле права. Нельзя же твоего Володю оставлять в полном неведении Си посмотрел в темный прямоугольник окна уже объятый подступивший ночью, и, зябко передернув плечами, сказал:

– А что, если я вместо тебя схожу на это свидание?

У Заремы обрадованно сверкнули глаза:

– А ты его не обидишь?

– Рыцарское слово даю, что этого Володю не обижу. На коленки встать?

– Не надо, – обрадованно заключила Зарема – и пак поверила. Уй, как здорово ты все это придумал. Теперь я понимаю почему ты был хорошим летчиком. Ты находчивый. Но Володю ты не обижай. Он такой смет ной. Даже не заметил, что я на третьем месяце беременности.

– Так ему и об этом напомнить? – Демин со вздохом натянул сапоги и выпрямился. Ох и не хотелось ему сейчас уходить из дома. Ветер, непогода и слякоть ожидали его за порогом. А в хорошо натопленной одиннадцатиметровке тепло, уютно и диван с канареечной обивкой.

– Я потопал, Зара, – вздохнул он с огорчением.

Она не ответила.

Дверь за спиною Демина захлопнулась, и он остался один. Жесткий порыв осыпал его дождем, ветром и снегом. Как хотелось Демину вернуться назад, и как хорошо понимал он, что это невозможно. Он пошел вперед сквозь ветер и слякоть, чтобы исполнить Зарин каприз, встретиться с человеком, ее полюбившим. «А что, если я не сдержусь и дам ему затрещину? – спросил вдруг он сам себя. – Не потому, что ревную, а потому, что протопал по лужам и холоду до трамвайной остановки…» Он еле-еле успел на очередной маршрутный трамвай. Бежал по лужам, хлюпая сапогами, чтобы схватиться за поручни задней подножки.