Уоллс быстро посветил фонарем по сторонам, и везде его луч выхватывал из темноты одну и ту же картину: мертвые люди с инструментами. Он вдруг почувствовал, что не один здесь, потревоженные светом твари, разжиревшие от обилия пищи, двигались на него, тряся чешуйчатыми хвостами.

Уоллс упал, в его сознании вспыхнула картина гибели мира, совсем как эта отвратительная пещера с горами гниющих трупов.

Гордый негр! – сказал он себе.

И тут его снова начало рвать. Уоллс даже не наклонялся, чтобы не испачкаться, ему уже и рвать было нечем. Казалось, легкие и грудная клетка разорвутся от рвотных позывов. Трясясь всем телом, Уоллс поднялся, думая только о том, сможет ли двигаться вперед. И все-таки смог, шагнул вперед, ощутив, как ботинок провалился во что-то.

Он-таки во что-то вляпался.

Вытащив ботинок, Уоллс продолжил движение вперед. Повсюду лежали блестящие, кишащие червями трупы – жуткая картина разложения. Спотыкаясь, он прошел дальше, очутился в более просторной пещере и увидел всю картину свершившейся здесь драмы. Луч его фонарика осветил обвалившийся тоннель, рухнувший уголь не оставил никакой надежды выбраться отсюда. Эти люди – сколько их? около пятидесяти? – попали в ловушку, ставшую для них могилой. Они понимали, что им не выбраться назад через завал, и начали пробивать горизонтальный лаз из своего тоннеля – как его, Кэти, что ли? Что-то на букву К – в его тоннель Элизабет. Но Элизабет, эта сучка, эта белая сучка, предала их точно так же, как предала его самого. Ведь до нее оставалось всего несколько дюймов, но кончился кислород и углекислый газ задушил их, всех до единого, и они умерли, хотя изо всех сил пытались спастись.

Уоллсу стало жаль их. Белые мальчики, в тоннеле они отчаянно боролись за жизнь. Люди, связавшие свою жизнь с тоннелями, как и он сам. Эх, ребята, не стоит умирать под землей. Уоллс знал это, в свое время он повидал много подобных смертей.

Но почему трупы начали гнить совсем недавно?

Уоллс напряженно шевелил мозгами и наконец сообразил. Конечно. Они пролежали в этой герметичной могиле почти полвека, а без воздуха трупы не разлагались. Они просто превратились в мумии, заморозились в холоде. Но потом Уоллс попытался припомнить все, что слышал об этих местах, – шахта много лет оставалась открытой, а прошлым летом, когда строилась ракетная установка, шло очень много дождей; дождевые воды проникали в гору, пробивали уголь и, в конце концов, достигли этой гробницы. Герметичность нарушилась, и появились могильные черви, миллионы маленьких тварей, превративших человеческую плоть в эту ужасную картину.

Шевелись, малыш!

Уоллс вошел в основной тоннель, где находились трупы остальных шахтеров.

Фонарик осветил их. Потолок в тоннеле был низким. Уоллс пытался не думать о погибших шахтерах, но не мог совладать с собой, представляя, как они оказались в кромешной темноте, с каким трудом дышали, ожидая спасателей, которые не смогли прийти к ним на помощь.

Он прошел вперед, стукнулся головой о свод, пригнулся и прошел еще немного. Уоллс почувствовал приток холодного воздуха и вдруг представил, что это мелкие черви проникают к нему в легкие, вгрызаются в плоть. Он едва не запаниковал, и это он, Уоллс, лучшая тоннельная крыса всех времен, да и на улице не последний парень, благодарю вас, мадам. Пожалуй, это был худший момент в его жизни: он стоял среди трупов, идти было некуда, оставалось, похоже, только присоединиться к ним. Он представил себя: искромсанный, рыхлый кусок гнилого мяса, украшающий несколько старых африканских костей. Через несколько лет сюда придут белые люди, кто-нибудь поднимет его кость и с отвращением скажет: «Боже мой, Ральф, костям этого парня в свое время доставалось больше, чем другим, должно быть, он был цветным!» Но тут Уоллс сказал себе: «слушаюсь, сэр» и еще несколько раз повторил: «гордый негр, гордый негр!». И страх выпорхнул из его груди, найдя себе место в чьей-нибудь другой груди. Он снова был прежним Уоллсом.

Ничто не может сломить этого ниггера, нет, сэр!

А этот парень выживет, как ты считаешь?

Уоллс медленно двинулся вперед, фонарик теперь ему был не нужен. Он выключил фонарик. Ему ничего не было нужно. Уоллс любил темноту, он был человеком темноты, темнота была его домом, неотъемлемой его частью. Он победил этот тоннель, этот негодяй был его, и его задница тоже принадлежала ему.

Уоллс шел, вытянув руки, он был один на один со смертью, но больше уже не боялся.

И вдруг он увидел свет. Бледно-молочный, мерцающий, далекий, но все же это был свет.

Вот так-то, ублюдок, подумал Уоллс.

Он ощущал легкий ветерок, удивляясь его сильному и приятному запаху. Уоллс полез через трупы, чувствуя, как они рассыпаются под ним. Но они не могли сделать ничего плохого, ведь это были просто мертвецы.

Наконец он добрался. Воздух проникал из дыры в потолке. Уоллс поднял голову. Высоко над ним был свет, до него надо было долго карабкаться вверх, как по дымовой трубе. Но это был свет. Свет в конце… чего-то.

Отлично, Джек, подумал Уоллс. А вот и Уоллс.

Он крепко привязал к телу своего друга и напарника – обрез 12-го калибра и двинулся навстречу свету.

В самом центре металла уже образовалась глубокая щель.

– Мистер Хаммел?

– Да, сэр?

– Долго еще?

– Когда я измерял последний раз, то прошел сто двадцать пять сантиметров. Значит, осталось сантиметров десять или пятнадцать.

– Сколько это займет времени?

– Ну, скажем, три или четыре часа. К полуночи. Мы закончим к полуночи.

– Отлично. А после этого все разойдемся по домам.

Хаммел резал металл уже в течение многих часов, руки болели неимоверно – приходилось держать горелку глубоко внутри металла. Тем не менее Джек гордился своей работой. Не многие могли бы сделать то, что делал он. Прекрасная работа, чистая, элегантная, точная. Еще немного – и все будет закончено.

Но все же ему по-прежнему было страшно.

– А военные, они ведь наверху и пытаются ворваться сюда, так ведь?

– Да, так, мистер Хаммел.

– А что будет со мной, когда эти парни выломают двери и начнут стрелять?

– Они не смогут попасть сюда.

– Придумают что-нибудь, они ведь умные ребята.

– Никто не может быть умным настолько.

– А вы кто? Скажите мне, наконец.

– Патриоты.

– Я знаю, что все солдаты считают себя патриотами.

– Нет, большинство солдат циники. А мы настоящие солдаты.

– Но если вы запустите эту штуку, то все умрут. Потому что русские в ответ выпустят все свои ракеты, и тогда умрут все!

Джек испугался, что его слова вызовут гнев этого человека, но они вырвались непроизвольно.