– Хорошо… – осторожно произнесла Миён. – Чего хватит?

– Всего. – И Джихун, обхватив ладонями ее лицо, отпустил весь накопившийся внутри гнев, напряжение, страх и вздохнул с облегчением.

– Хорошо, – повторила Миён шепотом, который был слышен только ему.

Он наклонился.

Она замерла.

Он выдохнул ее имя.

Она вдохнула воздух.

Сердце билось о ребра, тянулось к ней, и казалось, его не волновало, что будет с ними дальше. Парень провел пальцами по гладкой коже ее щек, и у Миён перехватило дыхание.

На мгновение это вскружило ему голову. Он почувствовал себя всемогущим. Мальчишкой, от одного прикосновения которого трепетала кумихо.

Их губы разделял какой-то сантиметр, и Джихун видел перед собой лишь темные океаны глаз Миён и свое отражение в них. Казалось, еще чуть-чуть – и он затеряется в этих глазах. Но он был не против.

Что-то неведомое потянуло его вперед, и он медленно склонил голову, придерживая рукой затылок девушки.

Он приник к ее губам – легче, чем дуновение ветра.

Миён обвила руками его шею, притянула ближе. Нежный поначалу поцелуй тут же стал страстным. Он вдохнул ее выдох. Его руки запутались у нее в волосах. Ее зубы царапнули его по нижней губе. Теперь дыхание перехватило у него.

Давление в груди нарастало, пока наконец Джихуна не поглотил ослепляющий жар. Перед глазами взорвались звезды. В этот раз дыхание перехватило уже от боли. Джихун попятился, ноги задрожали, и он осел на землю.

Он слышал, как Миён кричит его имя, но звуки сливались со звоном в ушах.

Он падал, и падал, и падал, пока не потерял сознание.

56

Джихун проснулся под прерывистый писк и шепот – и сразу узнал эти звуки. Он был в больнице. Он не стал открывать глаза, решив для начала прийти в себя. Пока Джихун собирался с мыслями, он вдруг осознал, что то, что он сперва принял за шепот, было тихими всхлипами. Словно кто-то сдерживал рыдания.

Джихун открыл глаза и часто заморгал, привыкая к свету. У его койки, сложив на простыне руки и уткнувшись в них лицом, сидела Миён.

– Миён? – Даже ее имя было больно произносить.

– Джихун! – удивленно пискнула Миён.

– Со мной все хорошо. – Парень отпихнул от себя ее суетливые пальцы. – Почему я в больнице?

– У тебя начались судороги. Это было… – Она затихла. – Я испугалась.

– Извини.

– Не извиняйся. Это же не твоя вина.

Джихун покачал головой, и от этого глухой стук в его голове только усилился.

– Я не хотел, чтобы ты видела меня в таком состоянии.

Миён, похоже, избегала смотреть ему в глаза. У нее на ресницах, грозя сорваться вниз, висели слезы. От этого зрелища у Джихуна к горлу подкатил ком. Он и правда не хотел, чтобы она увидела его приступ, только раньше он боялся, что девушка посчитает его слабаком, а теперь – что она будет за него волноваться. А Джихун ненавидел волновать тех, кого любит.

Он нахмурился этой непрошеной мысли. Неужели он до сих пор любит Миён?

Джихун вздохнул. Конечно, любит. Иначе бы он так на нее не злился.

– Миён, иди сюда. – Джихун похлопал по одеялу.

Девушка осторожно примостилась на самом краешке койки.

Тяжело вздохнув, Джихун взял Миён за руку – та была холодной, влажной и очень сильно дрожала.

– За меня не переживай. Я сильнее, чем кажется. – Он убрал прядь волос ей за ухо, открывая лицо.

По бледным щекам Миён текли ручейки слез.

– Не плачь. Со мной все будет хорошо. Обещаю тебе.

Джихун потянулся стереть капли с ее кожи, но Миён перехватила его руку. Пальцы у нее больше не дрожали.

– Это все из-за меня, – призналась она. – Из-за моей бусины.

– С чего ты это взяла?

– Потому что… – Лисица смолкла; она часто дышала, и Джихун испуганно подумал, не задыхается ли она.

– Ну же, говори, – подтолкнул он ее. – А то ты меня пугаешь.

– Моя бусина внутри тебя.

– Что? Как? – Он и не заметил, как прижал руки к груди.

– Ты чуть не умер после маминого нападения. Я думала, ты не выживешь. – Миён встала, отдаляясь от него. – А твоя хальмони сказала мне использовать бусину.

– Хальмони? – Джихун недоуменно наморщил лоб.

– Бусина начала исцелять тебя, но этого оказалось недостаточно. Ей нужна была ци.

– Чья? – спросил Джихун, хотя уже подозревал, что девушка ответит. В животе образовался тяжелый комок.

Миён молчала. И не смела взглянуть ему в глаза.

– Говори, чью ци ты использовала?

– Твоей хальмони.

Отрицание захлестнуло Джихуна ледяной волной. Он не чувствовал рук, ног, биения собственного сердца.

– Она хотела, чтобы ты жил. Это было ее последним желанием. – Миён сложила руки в умоляющем жесте, словно надеясь, что парень поймет.

– Последним желанием? – выпалил Джихун. Внутренности скрутило от гнева. – Так вот почему она не выходит из комы. – Он вдруг все понял, и эта мысль обрушилась на него, как штормовая волна на скалы. – Так это не Йена виновата, а ты.

– Прости меня! Но другого способа спасти тебя не было…

– Значит, вот почему ты вернулась? Чувство вины съело за то, что ты сделала с хальмони? – Джихун старался дышать глубже, чтобы не дать волю поднимающейся тошноте.

– Я же тебе говорю, – настойчиво произнесла Миён. – Ты болен из-за того, что моя бусина внутри тебя. Лисьи бусины не предназначены для смертных тел.

– Ты не имела никакого права. – Джихун и сам не знал, что именно он имеет в виду. То, что она променяла жизнь хальмони на его? То, что Миён спасла его – и бросила? Или то, что она вернулась и вновь вскружила ему голову?

– Джихун-а, пожалуйста, прости меня.

Лисица потянулась к Джихуну, но он шарахнулся от нее.

– Не трогай меня.

В груди разгорелся жар. Сперва парень принял его за гнев, однако тепло не спеша разлилось по ребрам, плечам, а потом огненным шаром уселось в центре грудной клетки, прямо над сердцем. Сосредоточившись, Джихун распознал еще одно сердцебиение, эхом повторяющее его. Сердце Миён. Ее глаза пылали; она медленно, точно сопротивляясь какой-то невидимой силе, опустила руку.

Где-то на задворках его сознания забрезжило воспоминание. Миён как-то говорила, что, если мужчина завладеет бусиной кумихо, то сможет ее контролировать.

– Так вот почему ты вернулась. – Джихун чуть не рассмеялся над собственной наивностью. – Ты здесь не для того, чтобы помочь хальмони. Тебе нужна бусина. Вот что происходило между нами все это время. Ты потеряла бусину и с самой первой нашей встречи пыталась ее вернуть.