Однако ни Купер, ни инспектор не знали, что Джека Блейкни арестовали за полчаса до их разговора, после звонка четы Орлофф в полицию и истеричных утверждений Джоанны Лассель, что он не только пытался убить ее, но и признался в убийстве ее матери.

Инспектор узнал об этом, как только вернулся из паба. Куперу сообщили по радио, и он ответил, что сразу же приедет. Тем не менее он все-таки посидел минут пять на пустынной дороге в подавленном настроении. Его руки слишком тряслись, чтобы нормально вести машину, и с ужасным сознанием поражения детектив понял, что его время прошло. Он растерял все, что делало его хорошим полицейским. Купер всегда знал, что о нем говорит начальство, но он также знал, что начальство ошибается. Его сильной стороной была способность верно судить о людях, и, что бы ни говорили другие, обычно сержант оказывался прав. Однако никогда Купер не позволял своим симпатиям препятствовать аресту преступника. Также детектив не видел оснований, чтобы позволять полицейской работе озлобить его или уничтожить терпимость к людям. Последнее качество он в глубине души считал основным признаком, отличающим человека от животного.

С тяжелым сердцем Купер завел двигатель и направился в сторону Лирмута. Значит, он ошибся в обоих Блейкни. Хуже всего, детектив просто не мог заставить себя следовать полетам фантазии Чарли Джонса по поводу «Короля Лира» или понять ужасную симметрию между кухонными ножами и надписями на могильных камнях. Разве мистер Спед не говорил ему, что нож был из ящика на кухне? Венок на голове миссис Гиллеспи более или менее понятен; кто бы ни украсил ее крапивой, он нашел символическую связь между жертвой и «Королем Лиром». Как тогда оказалось, что в деле появилась Офелия? «Персты умерших», – вспомнил детектив, и замечание о них, сделанное доктором Блейкни в ванной.

Невероятная грусть сковала сердце сержанта. Бедняжка Томми Купер. Глупый, наивный старик, позволивший себе грезить о женщине, которая годилась ему в дочери.

Часом позже инспектор Джонс поставил стул напротив Джека, опустился на него и включил диктофон, записав дату, время и имена присутствующих. Он потер руки в предвкушении дуэли.

– Ну, мистер Блейкни, не скрою, я ждал этого с нетерпением. – Он бросил сияющую улыбку в сторону Купера, который сидел в углу, прислонившись к стене и не поднимая глаз от пола. – Сперва мой аппетит возбудил сержант рассказами о вас, потом я прослышал о ваших подвигах в Борнмуте, и вот, наконец, маленький скандал в «Кедровом доме».

Джек сцепил руки у себя за головой и по-волчьи улыбнулся.

– Тогда, надеюсь, вы не будете разочарованы.

– Уверен, что не буду. Оставим пока миссис Лассель и случай в Борнмуте в стороне; я больше заинтересован в ваших отношениях с миссис Гиллеспи. – Чарли выглядел очень довольным собой. – Я понял значение растительной короны, которая была на покойной. Она намекает вовсе не на Офелию, как мы думали раньше, а на короля Лира. Я только что просматривал пьесу. Акт IV, сцена IV, где Корделия описывает отца так: «На нем венок из кашки, васильков, // Репья, чертополоха и крапивы». А потом в сцене VI, в сценической ремарке: «Входит Лир, причудливо убранный полевыми цветами». Я прав, мистер Блейкни?

– Мне приходило в голову, что Офелия – не очень подходящая интерпретация. Я сразу подумал о Лире, когда Сара описала мне сцену в ванной, – заметил Джек.

– А Лир, конечно, более подходящая интерпретация? Художник приподнял бровь:

– Вы так считаете?

– О да. – Инспектор потер ладони в радостном предвкушении. – По-моему, дело обстоит следующим образом: у Лира было две подлых дочери, Гонерилья и Регана, и одна любящая дочь, Корделия. Корделию он прогнал, потому что она не стала льстить ему лживыми словами; Гонерилью и Регану король вознаградил, ибо они были достаточно подлыми, чтобы врать ради получения своей доли богатства. Под Гонерильей и Реганой нужно понимать Джоанну и Рут Лассель. Под Корделией – сына миссис Гиллеспи, которого она отдала на усыновление, то есть того, кого она бросила и который за всю жизнь не получил от нее ни пенни. – Чарли задержал взгляд на Джеке. – Далее, в пьесе Корделия возвращается, чтобы спасти отца от жестокости сестер, и, думаю, в жизни произошло то же самое, выражаясь чисто фигурально, конечно. Ни Джоанна, ни Рут не были жестоки по отношению к миссис Гиллеспи, просто они очень ее расстраивали. – Он снова потер ладони. – Корделия, то бишь брошенный когда-то сын, чудесным образом возвращается, дабы напомнить матери, что на земле еще существует любовь, что не так уж она и озлоблена и что она произвела на свет по крайней мере одно существо, которым может гордиться. Как вам мой рассказ, мистер Блейкни?

– Очень художественно. Чарли засмеялся:

– Остается только один вопрос. Кто скрывается под именем Корделии?

Джек не ответил.

– И пришел ли он сам в поисках матери или оказался здесь по чистой случайности? Кто узнал кого первым, вот что меня интересует.

Джек снова промолчал, и брови Чарли угрожающе сдвинулись.

– Не угодно ли отвечать на мои вопросы, мистер Блейкни? С вашей стороны неосмотрительно забывать, что я расследую убийство и покушение на убийство. Молчание здесь не поможет.

Джек пожал плечами; судя по виду художника, угрозы на него не подействовали.

– Даже если что-то из сказанного вами правда, какое отношение это имеет к смерти Матильды?

– Дзйв Хьюз рассказал мне сегодня интересную историю. Он видел, как вы словно зачарованный расчищали надгробие на фонтвилльском кладбище, и пошел посмотреть на него после вашего ухода. Вы помните надпись на надгробии?

– «Джордж Фицгиббон. 1789—1833. Разве заслуживаю я, чтобы меня презирал мой творец, хороший и мудрый? Раз ты – мой создатель, тогда часть тебя должна умереть вместе со мной». Я посмотрел записи о нем в приходской книге. Он умер от сифилиса в результате распутной жизни. Мария, его несчастная жена, умерла от того же недуга четыре года спустя и была похоронена возле Джорджа. Только ей не поставили надгробие, потому что дети отказались платить. Вместо этого эпитафия записана в приходской книге, и она еще лучше: «Джордж был похотливым, грубым и злым, он заразил меня сифилисом и отправился к дьяволу». Коротко и по делу. В сравнении с этим Джордж – лицемер.

– Смотря кого Джордж считал своим создателем, – сказал Чарли. – Возможно, он хотел захватить в преисподнюю мать.

Джек вывел треугольник на поверхности стола.

– Кто сказал вам, что у Матильды был сын? Надеюсь, вашему источнику можно доверять, потому что вы выстроили на основании этого целую теорию.

Джонс поймал взгляд Купера, но не обратил внимания на предупреждающее выражение. Как и говорил сам детектив, их шансы на сохранение информации Джейн Марриотт в тайне были невелики.

– Миссис Джейн Марриотт, чей муж и был отцом ребенка.

– А, ну что ж, очень надежный источник. – Джек искренне улыбнулся. – Матильда не была моей матерью, инспектор. А жаль. Мне нравилась эта женщина.