Однако переговоры вел и подписывал договор только старший из императоров, Мануил. А неугомонный Иоанн VIII ринулся по тому же пути, который уже испробовали его отец и дед. Мотался по Европе, посетил Венгрию, Рим, Венецию, Милан, призывал спасать Византию. Император Сигизмунд и папа Мартин не могли оказать какой-то действенной помощи, чехи связали их по рукам и ногам. Но в принципе не возражали. Условие выставили прежнее, церковную унию. Иоанн дал полное согласие. Заключили соглашение, что католики в ближайшем будущем подготовят собор, а император отдает папе православную патриархию…

Возле рубленой церквушки собралось население окрестных деревень. День был воскресным, мужики пришли в чистых расшитых сорочках, с распушившимися после вчерашней бани кудрями, расчесанными бородами, бабы щеголяли красочными сарафанами и платками. Но сейчас никто не обращал внимания на их наряды, да и сами они даже не оглядывались на окружающих. Затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово, слушали пастухов. А те, перебивая друг друга, рассказывали – опять повторилось знамение, которую ночь одно и то же: над болотом яркий свет и крест. Священник в скромном подряснике задумчиво помалкивал, взвешивал каждое слово. Но кивал, подтверждая: да, прошлой ночью он сам был с пастухами и видел. Сомнений нет, крест. Надо посылать выборных к владыке в Ростов. Крестьяне перешептывались: к чему бы это?…

На Руси жили иначе, чем на Западе. «Лишних» богатств тут не было, выбрасывать их на роскошь и празднества выглядело бы просто дико. Казна пополнялась немалыми суммами, но всегда находилось, куда их истратить. А в народе вырабатывалось своеобразное отношение к богатству. Появились деньги – истрать на что-то полезное. Твое богатство – семья, хозяйство, богатство – твое собственное мастерство и мастерство детей. Копить сокровища было нелепым. Накопишь, а завтра налетят татары или литовцы. Или грянет пожар. На Руси в самом прямом смысле ощущали справедливость евангельской истины – копить надо там, где вор не украдет и моль не сожрет. На Небе. Суровые условия и постоянные опасности приучали бережно относиться к вере. Слишком часто приходилось осознавать: без Бога человек – ничто. Вера оберегала и поддерживала, но она же становилась смыслом всей жизни. А общий для каждого смысл сплачивал народ, государство.

За рубежом тоже осознавали, насколько важным стержнем является для русских Православие. Если папы силились втянуть в унию византийских императоров и патриархов, то Витовт и Ягайло с поляками действовали в меньшем масштабе. Подчинить православную церковь католикам хотя бы у себя, в Литве. Пускай остается по форме православной, привычной для русских, а по сути будет следовать указаниям латинских епископов. Для начала требовалось оторвать литовскую церковь от Московской митрополии. После смерти Киприана великий князь Василий три года не мог добиться назначения нового митрополита – патриархию осаждали посланцы Витовта, сыпали золотом, требовали, чтобы им назначили отдельного предстоятеля. У них имелись и кандидаты, из тех, кого считали склонным к унии.

Кандидатов с немалой мздой присылала и Москва. Патриархии пришлось решать сложную задачу. С одной стороны, замыслы литовских католиков были достаточно прозрачными. Поставишь им митрополита, а он со всей митрополией перейдет к Риму. С другой – не хотелось ссориться с литовцами, лишаться их денег. Но и московских тоже. В Константинополе попытались выкрутиться. Как бы забыли собственное обязательство ставить митрополитов только по согласованию с московским государем. Под благовидными предлогами отвергли кандидатов как одной, так и другой стороны, и в 1409 г. назначили грека Фотия. Фигура вроде бы нейтральная. Глядишь, удовлетворит тех и других.

Получилось иначе. Василий Дмитриевич и русское духовенство приняли митрополита прохладно. Рассчитывали на своего предстоятеля, а византийцы навязали чужака. Фотий плохо знал страну, а принял престол в очень непростое время. Русь только что пережила нашествие Едигея, надо было с ходу засучивать рукава, браться за восстановление порушенных монастырей, церквей, подбирать священников на места погибших. А в Пскове опять обнаружилась ересь стригольников.

Но и литовцев не удовлетворило назначение Фотия. Он был убежденным противником унии. Когда митрополит надумал поехать в Литву, Витовт его не пустил. Созвал епископов подвластных епархий и приказал состряпать жалобу на Фотия. Они не противились, уже знали, что перечить государю опасно для здоровья. Митрополита обвинили именно в том, что он пренебрегает своими обязанностями, не окормляет литовскую паству. Его наместников выгнали, а митрополичьи земли и села Витовт с большим удовольствием хапнул себе. Епископам он повелел избрать предстоятелем церкви племянника покойного Киприана, болгарина Григория Цамблака.

Самозваный собор епископов исполнил и это, Цамблака направили для поставления в Константинополь. Тут уж, разумеется, Василий Дмитриевич вступился за Фотия. Протестовали, возмущались, а император Мануилу II и патриархия никак не могли себе позволить доводить до разрыва с Москвой. Цамблаку отказали. Тем не менее Витовт не унялся. В Новогрудке-Литовском он снова созвал епископов. Сделал то, на что не решился в свое время Дмитрий Донской: распорядился, чтобы иерархи собором, по Апостольскому правилу, посвятили Цамблака в митрополиты. Они дисциплинированно выполнили это требование. Обвинили уже не только Фотия, но и императора. Составили грамоту, что нынче не патриарх, а «греческий царь дает митрополитов, торгуя первосвятительским саном». «Рассудив, что не подобает царю-мирянину ставить митрополитов за деньги, мы избрали достойного первосвятителя».

Русская Церковь разделилась. Цамблака с делегацией панов Витовт тут же отправил на Констанцский собор и в Рим, договариваться о соединении своей митрополии с католиками. Но… литовский повелитель крупно ошибся с болгарином. Цамблак высказывался, что он не против унии, это и понравилось. Однако на унию он соглашался чисто теоретически, если бы ее удалось достичь без ущерба для Православия. Он даже написал «Слово, како держат веру немцы», разбирая огрехи латинян. Признавать себя неправыми и подстраиваться к православным, католики, ясное дело, не собирались. А Цамблак не собирался уступать. В 1419 г. он умер. Вопрос об унии и сама литовская митрополия повисли в воздухе.

Ну а Московская Русь проявляла себя все более весомой силой. Не считаться с нею уже было нельзя ни Витовту, ни немцам, ни византийцам, ни татарам. Василий I не вел ни одной большой войны, не выиграл ни одного крупного сражения, но его государство значительно выросло. Он обеспечил подданным несколько десятилетий мира и порядка, прерванных только набегом Едигея. А мир и порядок были величайшим благом, столь редким в XV в.! Русские люди были умными, руки у них – умелыми и трудолюбивыми. Страна быстро развивалась, расцветала, украшалась.

И блестящих талантов на Руси в эту эпоху проявилось ничуть не меньше, чем в итальянском «возрождении»! Св. Епифаний Премудрый, Софроний Рязанец, преподобный Андрей Рублев, Феофан Грек, Симеон Черный, старец Прохор, Даниил Городецкий, преподобный Кирилл Белозерский… Хотя выражались их таланты по-своему, по-русски. Европейские художники озаботились всего лишь примитивным подражанием естеству. Вдохновлялись телами девиц или юношей, с которыми обычно сожительствовали, старались поближе к натуре передать изображение их прелестей. А заказчики как раз и ценили, чтобы было похоже, чтоб приятно щекотало глаза. Молиться на их мадонн невозможно, они для молитв не предназначались.