В 1420 г., дождавшись, когда ребенку исполнится хотя бы пять лет, и он по традиции перейдет с «женской» половины дворца на «мужскую», от «мамок» будет передан на воспитание «дядьке», Василий Дмитриевич решил официально провозгласить его наследником. Потребовал принести ему присягу. Однако братья встали на дыбы. С какой стати они, заслуженные князья, должны повиноваться молокососу? Подключился митрополит, троих братьев кое-как уговорил. Но младший, Константин Угличский, наотрез отказался. Ему была поручена оборона северо-западных границ, он проявил себя признанным военачальником, водил полки на немцев, занимал должность наместника в Пскове и Новгороде. Засуетились и угличские бояре. Настраивали своего князя не уступать. Глядишь, и другие братья опомнятся. Подучивали, что надо отстоять старую систему передачи власти. Тогда и им самим со временем откроется дорога в Москву, ко двору великого князя Константина.

Государь требовал, настаивал на присяге. Нет, брат уперся намертво. Василий Дмитриевич разгневался. За неповиновение отобрал у него удел, а бояр, которые его подзуживали, взял под арест. Но Константин оскорбился, вспылил и укатил в Новгород. А для «золотых поясов» ссора в великокняжеском семействе стала настоящим подарком! Можно было Москве кукиш показать, а при этом как бы и не противопоставлять себя Руси. Наоборот, выступить в роли защитников справедливости. В любом случае, посклочничать представлялось очень выгодным. Обиженного Константина с ходу избрали своим князем, вместо отнятого удела господин Великий Новгород отвалил ему полдюжины городов.

Василий Дмитриевич и его правительство крайне встревожились. Опираясь на средства и ресурсы новгородцев, Константин мог натворить таких бед, что всем тошно станет. А как поведут себя в случае смуты другие братья, литовцы, Орден? Великий князь срочно принялся выправлять положение. Отправил послов к Константину, вернул ему Углич, освободил крамольных бояр. Старался удовлетворить и новгородцев, подтверждал обещания не претендовать на их права и земли. Но и противникам Василия I было не с руки враждовать всерьез. По Новгороду и Пскову только что погуляла чума, занесенная из Ливонии. Потом по Центральной и Западной Руси случился неурожай, люди умирали от голода. А Константин в здешних делах был не новичком, знал, насколько ненадежны вечевики: сегодня надумали так, завтра передумают. Роль их игрушки была не слишком приятной.

Кое-как примирились, угличский князь все-таки целовал крест служить наследнику Василию Васильевичу. Но здоровье Василия I ухудшалось. Он чувствовал, что властвовать ему остается не так уж долго. А насчет братьев государь и его жена не обольщались. Присягали, пока великий князь способен приструнить их. А потом? Было легче легкого объявить, что целовали крест по принуждению, и присяга недействительна. Василий Дмитриевич и Софья долго размышляли и взвешивали, каким образом избежать угрозы, и придумали неожиданный ход: обратиться к… Витовту.

Положение двух стран значительно изменилось. Литва получила несколько жестоких уроков, поляки втравили ее в тяжелые войны с Тевтонским орденом. О прежних замыслах поглотить Русь Витовту приходилось забыть. Но неужели он не был заинтересован, чтобы на востоке правили его друзья и родственники? А маленький Василий, как-никак, был его внуком. Литовский государь охотно согласился. Правда, со своей точки зрения. Навязанное ему главенство Ягайлы и засилье поляков давно тяготили Витовта. Альянс с русскими позволял вести себя самостоятельно. Что же касается дружбы, то старый хитрец относился к ней чисто прагматически. Пока выгоднее дружить, будет дружба, а дальше он сам определит.

Василий I составил завещание, поручив супругу и сына под опеку литовского властителя. В свою очередь, Витовт поклялся «именем Божьим» оберегать и защищать их. На закате правления Василия Дмитриевича стал воплощаться тот самый союз, о котором он мечтал в юности! Великий князь отнесся к нему серьезно, честно выполнял обязательства. Даже оказал тестю военную помощь в борьбе с крестоносцами. В 1422 г. прислал московскую и тверскую дружины, они участвовали в осаде Кульма, и немцы отметили высокую выучку и отличное вооружение «великих русских», то бишь воинов Великой Руси. Именно так начали называть Московское государство, отличая от Литовской Руси.

Витовт тоже шел на серьезные уступки. Он уже наметил преемника митрополиту Цамблаку, смоленского епископа Герасима. Этот иерарх был менее принципиальным, чем покойный, готов был договариваться с католиками. Но теперь поставление Герасима Витовт спустил на тормозах. Признал московского Фотия «общим» митрополитом Руси и Литвы. Впрочем, задевать православных в Литве и начинать эксперименты с унией стало слишком опасно. Рядом полыхала Чехия, и к гуситам уже отправился большой отряд литовцев и русских. Католики были в ужасе, как бы оттуда не перекинулось восстание. А возвращение под Московскую митрополию всех удовлетворило.

Ко всему прочему, кампания по внедрению унии в Литве утратила смысл. Как раз в это время византийский император Иоанн VIII подписал с папой Мартином V договоренность о соединении церквей. Греческая патриархия перейдет в унию, и автоматически перейдут все народы, кого она окормляет. Но тогда же, в 1423–1424 гг. на Руси произошло событие, замеченное далеко не всеми и разгаданное далеко не сразу. Под Ярославлем, недалеко от села Годеново пастухи увидели в небе светящийся крест. Он являлся каждую ночь в одном и том же месте, а потом как будто начал спускаться. Организовали поиски и обнаружили крест – деревянный, но живой! Теплый! Наполненный чудесной неземной силой…

Невзирая на пакости Второго Рима, Господь не один и не два раза щадил его. Давал возможность покаяться, преодолеть накопившиеся грехи. Но Византия очередной раз сделала выбор. Сделала окончательно, отбросила дарованную ей благодать. Что ж, отброшенное было отнято у нее. Благодать переходила к Третьему Риму… Разве не на это указывало явление Небесного Животворящего Креста? Но крест означал не только высочайшую честь для Руси. Крест – это еще и тяжесть, страдания, ответственность. Нести их дальше великому князю Василию Дмитриевичу было уже не дано…

Зимой 1425 г. великий князь совсем расхворался и в ночь на 28 февраля отошел в мир иной. Во главе государства оказался ребенок – Василий II, а наставниками при нем – мать и митрополит. В народе их не любили. Оба были иноземцами, а Софья Витовтовна прославилась своими аппетитами. Успела сколотить и накупить обширные владения, ее и муж не забыл, завещал «многие волости». И сразу оправдались самые худшие опасения. Старший из дядей девятилетнего государя, Юрий Звенигородский и Галичский, отказался приехать в Москву и присягать племяннику.

При жизни Василия Дмитриевича он помалкивал, мятеж Константина не поддержал. Считал преждевременным ломать копья. В конце концов, было неизвестно, кто помрет раньше, великий князь или его отпрыск. Ну а теперь заявил о своих правах. На его стороне была древняя традиция: переход престола от брата к брату. Мало того, он поднял завещание Дмитрия Донского. Там указывалось: если не станет Василия, великое княжение переходит к Юрию. Правда, Донской составлял свою духовную грамоту, когда его сыновья были в юном возрасте, и собственных детей не имели даже в проектах. Но попробуй-ка опровергнуть!