Это было выше сил Альдо, и он не стерпел. Охваченный слепой яростью, непобедимым желанием заставить застыть навеки это наглое лицо, заставить навеки умолкнуть этот злобный голос, он всей своей тяжестью навалился на графа. Тот не успел приготовиться к нападению, и князь опрокинулся вместе с ним на ковер, увлекая за собой поднос, который свалился с чудовищным грохотом. Сплетя сильные длинные пальцы на плохо защищенном крахмальным воротничком рубашки горле Солманского, Морозини начал его душить, наслаждаясь звуком первого вырвавшегося у графа стона. О, что за божественное ощущение чувствовать, как он бьется в твоих безжалостных руках! Но тут кто-то вмешался и принялся оттаскивать его.

– Отпустите его, Альдо, прошу вас! – умолял перепуганный Ги Бюто. – Если вы его убьете, мы все погибнем!

Слова вонзились в мозг князя осколком льда. Его руки разжались, и, медленно поднявшись, он машинальным жестом стал отряхивать брюки, даже не успев отереть платком выступивший на лбу мелкий пот.

– Простите меня, Ги! – хрипло сказал он. – Я позабыл обо всем, кроме своего желания раз и навсегда покончить с этим ходячим кошмаром! Ни за что на свете я не хотел бы причинить зло кому-нибудь из тех, кто когда-либо жил под этим кровом.

Даже не взглянув на свою жертву, которой в эту минуту старый наставник милосердно помогал подняться на ноги, Альдо вышел из гостиной, и стук захлопнувшейся двери разнесся по всему длинному коридору.

Анелька, молитвенно сложив руки, дожидалась его возле сундука, где он бросил второпях свои вещи. Она подняла на него жалобный, затуманенный слезами взгляд.

– Не могли бы мы минутку поговорить наедине? – спросила она.

Ваш отец высказался за вас обоих! Тем не менее позвольте мне вас поздравить: ваша ловушка была отлично расставлена. Чувствуется опытная рука, впрочем, вы и школу прошли хорошую! Я же, как дурак, снова попался на удочку вашей излюбленной роли – хрупкое создание, преследуемое всеми силами зла... Я долго гадал, что вы собой представляете в действительности, леди Фэррэлс, зато теперь у меня нет ни малейшего желания это узнать! Дайте мне пройти!

Опустив голову, она шагнула в сторону, давая ему дорогу.

Немного поразмыслив, Альдо решил одеться и выйти из дома. На лестнице он встретил Ливию, она несла наверх его вещи. Князь заметил, что глаза у нее покраснели от слез.

– Большой чемодан не трогайте, я сам потом его отнесу, – сказал он. – И... не бойтесь, Ливия! Да, мы очутились в кошмарном сне, но я обещаю вам, что мы из него выберемся.

– А наша Чечина? А Заккария?

– И они тоже! Прежде всего они!.. Но если вы боитесь, можете на время уехать к матери.

– И вы, ваше сиятельство, станете сами варить себе кофе? Когда принадлежишь к дому, дон Альдо, остаешься в нем и в хорошие дни, и в плохие. И Фульвия думает так же, как я!

Растроганный Морозини положил руку на плечо молоденькой горничной и слегка сжал его.

– Что я сделал, чтобы заслужить таких слуг, как вы?

– У человека бывают такие слуги, каких он заслуживает!

И Ливия пошла вверх по лестнице.

Уже давно стемнело, и при свете больших бронзовых фонарей у двери Морозини увидел, что дежурный чернорубашечник сменился. Но князю некогда было обращать на него внимание: на позеленевшие ступеньки вскочил Дэнан, словно вынырнул из черной воды, позолоченной отблесками фонарей.

– Дон Альдо! Пресвятая Дева! Вы вернулись? Почему же мне никто об этом не сказал?

– Потому что я предпочел никого не предупреждать. Пойдем! Сядем в гондолу, и ты отвезешь меня к дому Моретти!.. Как получилось, что ты сейчас оказался здесь? – спросил он, пока гондольер отвязывал изящный челнок от полосатого столба. – Ты больше не сторожишь палаццо Орсеоло?

– Уже два дня как нет, ваше сиятельство! Донна Адриана вернулась во вторник вечером и, когда я пришел на работу, буквально выставила меня за дверь.

– Странный способ она выбрала, чтобы тебя отблагодарить! Что это на нее нашло?

– Не знаю. Она была какая-то странная, лицо такое, словно она много плакала... Я даже не вполне уверен, что она меня узнала.

– Она была одна?

– Совершенно одна, и мне показалось, что она привезла не все вещи, какие брала с собой. Очень похоже, что у нее были неприятности...

Морозини готов был ему поверить. Он без труда угадал, что могло произойти между Адрианой и греческим слугой, из которого она мечтала сделать великого певца. Князь уже давно хорошо представлял себе возможное развитие событий: или Спиридион становится знаменитым и без труда находит себе подругу помоложе, а главное – побогаче, или же он никем не становится, но, обладая довольно привлекательной внешностью, опять-таки находит себе любовницу помоложе, а главное – побогаче! В обоих случаях несчастная Адриана, близкая к разорению, должна была остаться брошенной без лишних слов. Потому у нее и глаза красные, и выражение лица странное.

– Завтра схожу к ней, – решил Альдо.

Анну-Марию князь нашел в маленькой уютной комнате, наполовину гостиной, наполовину кабинете, из которой она мило и твердо управляла своим элегантным семейным пансионом. Но она была не одна: в низком кресле, опершись локтями о колени, со стаканом в руке скрючился Анджело Пизани. Выражение лица юноши было горестным, он явно пытался поднять себе настроение. При виде внезапно появившегося Морозини бывший секретарь проворно вскочил на ноги.

– Извини, что пришлось ввалиться к тебе без предупреждения, Анна-Мария, но мне необходимо с тобой поговорить... А вы-то что здесь делаете?

– Не нападай на него, Альдо! – вступилась молодая женщина, чья улыбка свидетельствовала, насколько она рада его внезапному появлению. – Псевдомисс Кэмпбелл втоптала его в грязь, и он бесконечно несчастен.

– Это еще не причина для того, чтобы бросать работу. Я доверил ему вести мои дела под присмотром Ги Бюто, а он, если не изображает из себя комнатную собачку, приходит плакать тебе в подол. Вместо того, чтобы оставаться на своем месте и объясниться со мной, как мужчина с мужчиной...

Резкий тон заставил молодого человека побледнеть, но в то же время и пробудил в нем гордость.

– Я прекрасно знаю, что вы оказали мне доверие, князь, это-то меня и мучает. Как я посмею теперь смотреть вам в глаза, а главное – как поверю, что женщина с таким ангельским взглядом, такая очаровательная, такая...

Не подсказать ли вам еще какие-нибудь прилагательные? Вы никогда не найдете столько определений, сколько я. Я давно понял, что вы в нее влюбитесь, и мне следовало бы запретить вам всякое общение с ней, но ведь вы меня не послушались бы, правда?

Анджело Пизани вместо ответа лишь опустил голову, но и этого было достаточно. Анна-Мария вмешалась:

– Вы вполне можете продолжать объяснение и сидя! Берите ваш стакан, Анджело, а тебе, Альдо, я сейчас что-нибудь налью. Как твои дела?