И не услышали характерного звука. Не было того звука!

В магазинах автоматов не было патронов! Магазины автоматов были пусты! И значит, сами автоматы были не опасней средневековой боевой палицы. Примитивного ударного действия.

Разведчики быстро наклонились над телами оглушенных вьетнамцев и обшарили их карманы в надежде найти патроны Хотя бы два патрона. И не нашли. Зато смогли рассмотреть своих врагов вблизи. Очень странные это были часовые. На вид — лет по сто пятьдесят каждому. С лицами — как древний пергамент. С руками, больше похожими на птичьи лапки. Таким, понятно, патроны ни к чему. Для них выстрел за счет отдачи будет иметь даже более разрушительные последствия, чем для того, в кого они удумают пальнуть. Они что, никого помоложе найти не смогли для несения ночных вахт?

— Не нравятся они мне! — шепнул Далидзе.

— Мне тоже. Но нам с ними в одной коммуналке не жить. Давай вытаскивай наших. Пока не наши не всполошились.

Кудряшов загасил лампу. Резо метнулся к яме, поднял решетку и бросил внутрь небольшой камешек.

Разведчики быстро «проснулись» и выстроили пирамиду из двух человек. По которой, как по приставной лестнице, должны были подниматься все остальные.

— Давай шустро. По одному!

— А мы? — спросили из темноты американцы. — Мы хочет с вами.

— Куда вы «хочет»? В Москву? У нас дороги разные.

— Но если вы сбегать один, они нас могут убивать!

— Это точно. Ладно, Серега. Пусть вылазят. Тоже ведь люди.

— Что-то ты этих людей не очень возле вертолетов жалел.

— Так тогда они еще были не люди, а противники…

— Ладно, хрен с ними…

Американцы быстро выстроили свою пирамиду и полезли наверх. Последних пленников выдернули на опущенных вниз ремнях.

— Все?

— Все!

— А эти за каким?..

— Они к нам привыкли. Корешками стали.

— Тогда пусть отвыкают! Какие к маме корешки, когда они наш вероятный стратегический противник! Нам за таких корешков дома все вершки посрубают к едрене фене!

Пленники разобрались на две, по национальному признаку, группки.

— Нам туда, — показал Пивоваров. — Вам туда, — махнул строго в противоположную сторону. — За ложку, конечно, спасибо. А остальное врозь!

Американцы оживленно зашептались между собой.

— Нельзя нам их отпускать. Ох нельзя, — тяжело вздохнул Кудряшов.

— Почему?

— Потому что они-то видели, что им видеть не следовало. Потому что они нас видели. Возле своего самолета!

— Ну и что?

— А то! Ликвидировать их надо. Всех! Без остатка. Если по правилам.

— Чем ликвидировать? Голыми руками? Так у них этих рук больше. А пока мы здесь возимся, нас наши желтушные братья по своим правилам…

— Ладно. Хрен с ними. Согласен. Далидзе!

— Здесь я.

— Ты с автоматом в авангарде. Я замыкающим.

Шагом…

Но шагом не получилось. И бегом тоже. Вдруг и разом невдалеке хлопнули выстрелы и в небе зажглись яркие осветительные ракеты, залив все вокруг ослепительно белым светом.

— Вот это да! Мать твою!..

Пленники увидели недалекие хижины, экзотические «плетни», фигуры людей… И еще увидели колючую проволоку на высоких деревянных столбах. Со всех четырех сторон. И две крытые грузовые машины с установленными на их кабинах ручными пулеметами. С припавшими к пулеметам пулеметчиками. Глядящими на пленников сквозь мушки прицелов.

Пытавшиеся совершить побег пленники никуда не прибежали. Они находились посреди огороженного забором плаца. Посреди маленького концентрационного лагеря.

— Е-мое! Откуда здесь колючка взялась? — удивленно спросил Пивоваров. — Ее же не было!

— Оттуда, откуда все берется! Сделали. Вначале нас в яму засадили, а потом столбы врыли и проволоку натянули. Дело-то нехитрое, — злобно ответил Кудряшов. — А мы, дураки, гадали, отчего у них решетка такая слабая. А они, оказывается, подстраховались.

— А эти тогда зачем? — махнул рукой на поверженную охрану Кузнецов.

— А эти для порядка здесь стояли. И для пригляда. Как надзиратели в тюрьме. Посмотреть — послушать — подать — принести. Оттого им и патронов не дали. Как и надзирателям. Ты, кстати, своего не сильно припечатал?

— А что?

— А то, что теперь за него спросить могут. По всей строгости…

— Я вроде нет.

— И я вроде…

В единственную бывшую в заборе калитку бесконечной цепочкой вошли вьетнамцы. С автоматами наперевес. Они охватили пленников полукругом и уставили в них дула автоматов. Командир встал сбоку.

— Кажется, они решили использовать эту яму по прямому назначению, — нехорошо сказал Кудряшов, — просто как яму ..

Все напряженно замолчали.

Вьетнамцы приблизились еще на несколько шагов, оттесняя пленников к краю. Они не говорили ни слова. И никак не выражали своего отношения к происходящему. Наверное, с точно такими же ничего не выражающими лицами они могли начать стрелять. Или умирать.

— Ну и что дальше? — спросил, ни к кому не обращаясь, Пивоваров.

Вьетнамцы показали на решетку.

— Велят поднять решетку.

— Зачем?

— Чтобы удобнее нас туда было сваливать…

Вьетнамцы еще раз показали на решетку. Пленники не пошевелились. Они не хотели уподобляться приговоренным, самим для себя копающим могилы.

Командир что-то приказал. Крайний в шеренге вьетнамец подбежал к пленникам и, выставив автомат, упер его в голову ближайшего к нему американца.

Командир еще раз показал на решетку.

— Пугает. Гад! — сказал Далидзе. Вьетнамец оглянулся на командира. Тот кивнул. Вьетнамец нажал на курок.

Раздался выстрел. Голова американца дернулась. И американца не стало.

Вьетнамец приставил автомат к соседней голове. И оглянулся на командира.

Командир еще раз показал на решетку.

На этот раз пленники повиновались. Слишком страшны и неотвратимы были механические действия вьетнамского караула. Как у лишенной души электрической мясорубки. Которой все равно, что перемалывать…

Пленники подняли и откинули решетку.

Вьетнамцы, перехватив автоматы, взяли пленников в приклады. Били они не сильно, но точно. По наиболее уязвимым и болезненным точкам. Русские и американцы посыпались в яму. И друг на друга. Второй раз за несколько дней.