«Бэтмен: Лечебница Аркхем», обложка Дэйва Маккина. © DC Comics

Я написал пространное и пылкое письмо Дженетт Кан, после напряженных переговоров нам удалось, по крайней мере, оставить Джокеру каблуки, и «Лечебница Аркхем» продолжила работу по расписанию. Я уверен, играть Клоун-Принца Преступного Мира в платье Николсону понравилось бы еще больше, но в итоге Джокера-трансвестита обессмертил Хит Леджер в «Темном Рыцаре» 2008 года, подтвердив тем самым мое предвидение.

Книга еще не успела попасть на прилавки, а Карен Бергер уже позвонила мне с вестью о том, что я богат. Предварительные заказы составили 120 000 экземпляров, а мы с Дэйвом получали с экземпляра по доллару. На сегодняшний день разошлось больше полумиллиона – «Лечебница Аркхем. Дом скорби на скорбной земле» стала самым продаваемым оригинальным графическим романом всех времен.

Эта книга читается не слева направо, но сверху вниз – высокие узкие панели Маккина напоминают окна церквей, пробирки, щели между ставнями, книжные корешки и навевают ощущение, как в страшной волшебной сказке, – заточения, падения шатких костяшек домино, давным-давно покачнувшихся.

Дэйв Маккин был бородат и напорист. Я был безбород и медленно сходился с людьми, но мы подружились во время турне после выхода «Лечебницы Аркхем», совпав в любви к искусству, экспериментальному театру и Деннису Поттеру. DC еще никогда не устраивала раздачу автографов по всей стране, и мы с Дэйвом оказались беспомощными кроликами с остекленевшими глазами – DC ставила опыты, замеряя, на каком расстоянии, с какой скоростью и сколько магазинов мы успеем охватить за неделю. Я помню безумие заснеженных полетов, прерывистый микросон в машинах, что катили сквозь декорации бесконечных полей, словно вечно одних и тех же, пока не наступало время выгружаться в очередной пошлой гостинице, в очередной лавке комиксов. Я помню Миннеаполис и статую Хотэя, так называемого смеющегося будды, в ресторане, где нас единственный раз пристойно накормили посреди сплошного кошмара забегаловок с фастфудом и ларьков на бензоколонках. Мне по сей день снится гнилая вонь сиропа и электричества – мои первые впечатления от Соединенных Штатов. И я давился несъедобными шоколадками, но Америка – это был другой мир, еще одна распахнувшаяся дверь, и за этой дверью я видел новую версию своей жизни. Америка была обещанием и приключением. Оживший, вдохновленный, я смотрел, как сосульки в бороде у Дэйва вырастают за считаные секунды, пока мы бежим из такси к дверям какой-нибудь чикагской гостиницы, смутно маячащим в метели.

Зимой 1989 года, когда комиксы и их создатели появились в британском журнале «The Face» и на телевидении, мы пересекли Американский континент и вернулись – за это время успеешь нацарапать страницу-другую галлюцинаторных воспоминаний. День в Лос-Анджелесе, автограф-сессия в «Golden Apple Comics» на экзотических тротуарах Мелроуз-авеню, где мы обнаружили, что «Лечебница Аркхем» полюбилась актеру Энтони Перкинсу – Норману Бейтсу собственной персоной[214], члену моего пантеона молодых и невротичных героев-аутсайдеров. Затем Сан-Франциско, спустя несколько дней после крупного землетрясения, темноту стремительно нарезают фонари моста через Залив, а мое полубессознательное внимание притягивает REM в автомобильной магнитоле. Я обожал путешествовать. В черном пальто ловя такси на Бродвее, я, наконец-то возродившись звездой собственной биографии, размышлял, куда отправлюсь дальше, кем стану. Меня манил «маск-комплект» Джимми Ольсена.

Сменилось поколение, но «Лечебница Аркхем», похоже, не лишилась притягательности, вдохновила самую успешную в истории супергеройскую видеоигру и сейчас, двадцать лет спустя после дебюта, значится под номером пять в списке графических романов-бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Дэйв Маккин, который потом создавал новаторские высокохудожественные комиксы, фильмы и саундтреки, вспоминает о «Лечебнице Аркхем» с легким смущением, но я втайне всегда любил эту пронзительную, суицидальную, накрашенную версию Темного Рыцаря.

Читатели вне комиксового сообщества «Лечебницу» хвалили, однако ее нередко объявляли невразумительной, бессмысленной и претенциозной многие из тех, кто был причастен к сообществу и возмущался, если я твердил, что у супергеройских комиксов никаких правил нет. Алан Мур отыгрался – похвалил работу Дэйва Маккина, но в целом охарактеризовал результат словами «позолоченная какашка». Стоит добавить, что случилось это после того, как я в полупародийном интервью глянцевому журналу «i-D» жестоко отмахнулся от «Хранителей», назвав их «300-страничным эквивалентом стихотворения из школьной программы», поэтому я счел, что надо делать хорошую мину.

Тем не менее обвинения в претенциозности жалили ужасно. Я был деклассированный выходец из рабочего класса, с претензиями знатока искусств, каковым никогда не был. Я обильно и громко вещал, но, кроме обильных и громких слов, у меня за душой никогда ничего не имелось. Я заглянул в лунное зеркало «Лечебницы Аркхем» и узрел гротескную маску ехидного презрения, которую напялил, пряча свою неуверенность. Одержимость искусством и модой, мифами и популярной музыкой, которыми я отгораживался от корней, теперь казалась фальшивой, точно бабулины зубы. Никаких больше «влияний», решил я; никаких больше заимствований и цитат из романтиков. Я побреюсь наголо, пока плешь не испортила мне битловскую прическу, и оставлю только собственное нагое «я».

В предисловии к «Хранителям» издания Graffiti Designs Алан Мур, по обыкновению громогласно, распрощался с супергероями, объявив свой роман последним словом на эту тему: «Я желаю супергерою всего наилучшего, чьи бы ловкие руки ни направляли его полет в будущем; мне же не терпится спуститься на землю». Как выяснилось, то было лишь первое в череде дутых заявлений об уходе на покой, которые еще не однажды оживят карьеру Мура как автора супергеройских комиксов, однако посыл был ясен: если Алан Мур закрывает полувековую тему, идти больше некуда. Изощренная логика привела «Марвелмена» и «Хранителей» к двум очень разным финалам – Мур подразумевал, что больше тут попросту нечего сказать. Обе книги – завершенные, окончательные декларации, обе в своей законченности абсолютны. Одна доводила до естественного предела реалистический подход, другая привела к логическому концу подход поэтический, утопический.

Большинство профессионалов в индустрии супергеройских комиксов угрюмо согласились с этой высокопарной прощальной речью: концептуально, формально и тематически эндшпиль уже разыгран. После Мура все, что ни возьми, смотрелось неестественно и по-дурацки. Босс сказал свое слово. Бородатый судия изгнал супергероев из Эдема, заставил их узреть идиотские костюмы и отречься от устаревших ценностей. Под громом проповеднических обличений, лишенные защитных самообманных масок и капюшонов, супергерои остались голыми, нелепыми и старомодными.