мертвому волку, около которого стоял тот, что командирвертолетной эскадрильи. - Готов... - сказал Рындин с некоторой неуверенностью в голосе. - Готов, готов! - убежденно пробасил генерал, поддевая носком ботинкаоскаленную волчью морду. - Вот зубищи, мать его так! Сантиметров пять клыки! - Перегнул, Максим Данилын, - сказал Рындин, - это ж не кабан все-таки!Не больше трех, по-моему. - Схватит такими за горло - мало не покажется. И трех сантиметров хватит.Взяли! Волка подняли вчетвером, каждый за свою лапу, и потащили к вертолету.Забросили в заднюю часть салона, на холодок. Бортмеханик втянул лесенку,закрыл дверь, ротор прибавил обороты, "Ми-8" снялся с поляны. Через четверть часа он уже приземлялся на вертолетной площадке дивизии,которой командовал генерал-майор Максим Данилович Прокудин. К вертолету подкатили почти одновременно "волга" Рындина и "уазик"генерала. Чуть подзадержавшись, прибыл второй "уазик" - военкома Сорокина. - Саша, - распорядился Прокудин, обращаясь к командиру эскадрильи, - тытам со шкурой не затягивай. Чтоб была в лучшем виде! - Все будет нормально, товарищ генерал-майор! У нас шкурник штатный, самизнаете... - Ладно, поверю. Ну что, товарищи полковники, по машинам? От вертолетчиков поехали в мотострелковый полк. Именно его в этой дивизиипрежде всего показывали всем проверяющим из округа и тем более - из Москвы.Часть и по сей день выглядела относительно прилично. Остальные смотрелисьзаметно похуже. Поэтому если проверка была самой обычной, то начальство,осмотрев этот хороший полк и поглядев, как тут налажены боевая учеба, быт ипартполитработа (ныне - работа с личным составом), дальше этого полка неездило. Дивизия получала законную оценку "хорошо" и устраивала дляпроверяющих небольшой сабантуй с банькой, шашлыками или рыбаль кой - взависимости от вкусов прибывшего и времени года. Бывали более сложныеслучаи, когда дивизию, например, надо было чем-нибудь поощрить, сделатьотличной, а ее командира наградить орденом "За службу Родине" очереднойстепени или двинуть на повышение. Тогда начальство сперва угощали все в томже отличном полку, а потом, как правило, не давая "просохнуть", начиналивозить по остальным частям и подразделениям дивизии, отчего отдельные,кое-где встречающиеся недостатки как-то не замечались, а работа службы тыладивизии завсегда получала высокие оценки. Наибольшие неприятности начиналисьтогда, когда наверху появлялось мнение, что данный комдив нуждается впостановке клистира и приведении в страх Божий. Ну и в тех случаях, когдапочему-либо комдива требовалось спихнуть. Иногда - оттого, что и впрямьзапустил дивизию, иногда - потому что засиделся и необходимо освободитьместо" для молодого перспективного, а иногда по той причине, что начальствуне угодил. В таких случаях, сколько ни пои начальство, - все попусту. Генерал-майор Прокудин в Чехословакию ходил лейтенантом. Сразу послевыпуска, можно сказать. Нюхнул там пороху в первый раз. И неприятностейпохлебал от души. На Вацлавскойй площади в Праге буйные парни, которыхпытались убеждать, словесами насчет интернационального долга, встречали ихсвистом и руганью, плакатами с изображением свастики, вписанной впятиконечную звезду. А в частях тогда, в 1968-м, еще служили полковники истаршины, которые вспоминали, как их забрасывали цветами и поили пивом в1945-м... На этот раз вместо цветов кидали камни и бутылки, иногда даже сзажигательной смесью. Один из БТРов взвода, которым командовал Прокудин,подпалили. Какой-то патлатый псих, накурившийся не то анаши, не томарихуаны, которого за дымом не углядели, угодил под колеса. Толпа кинуласьрвать на куски: "Красные. Убийцы!" Прокудин дал тогда пару очередейпредупредительных в воздух, на поражение не стрелял. Толпу напугал, но,когда она шарахнулась, на мостовой остались лежать несколько человек... Толи со страху померли, то ли их во время драпа затоптали. Разбирались долго,но не посадили, а загнали в Забайкалье, в жуткую дыру под названиемОловянная. Прослужил лет пять, дорос до капитана, приобрел стабильнокрасноватый цвет лица и приучился не хмелеть после целой поллитры. Потомвдруг подвернулась майорская должность в Средней Азии. Сумел протиснуться вакадемию, отучился, вернулся на прежнее место службы и уже майором угодил вАфган. Там повезло: получил "Красное Знамя", звание подполковника и дорос дозаместителя командира полка. А поскольку в характеристике написали "можетбыть назначен на должность командира полка", то его и отправили в эту самуюдивизию, командиром того самого "показного" полка. Прокудин был мужик толковый, умело взаимодействовал с командованием, невстревал куда не надо, не нарушал обычаев и боевых традиций дивизии, а самоеглавное, всегда показывал свой полк таким образом, что самые строгие исуровые проверяющие оставались довольны. Присмотрелись, подняли дозамкомдива, а потом и на дивизию поставили. Глядишь, и лампасы проросли. Дальше расти было сложнее, все-таки засиделся порядочно. Полтинник генерал уже справил, а там, на верхах, уже сидели ребятапомоложе. Увольнять "в связи с достижением предельного возраста" былорановато, но и поднимать куда-то смысла не было. В 50 лет по нынешнимвременам надо было уже генерал-полковником быть или генерал-лейтенантом хотябы. Конечно, можно было поспрошать старых друзей-однополчан, нет ли какойтихой должности по штабам или в министерстве, но этого Прокудин делать нестал. В тех местах, где генералов много, то есть в тех самых штабах иминистерстве, ценность лампасов подвергается сильнейшей инфляции. А тут, вобластном центре, кроме него - ни одного действующего генерала. И не толькосреди военных, но и среди всех силовиков вообще. И Теплов, и Рындин, ивоенком Сорокин хоть и стоят на генеральских должностях, но покаместполковники. Начальник гарнизона облцентра как-никак фигура заметная. Ужлучше быть кем-то в провинции, чем никем в Москве или Питере. Территория мотострелкового полка осталась позади, и колонна из трех машинвъехала в аллею из присыпанных снегом елок, которая вела к гостевому домику,где обычно останавливались вышеупомянутые проверяющие из вышестоящих штабов. Это был небольшой приземистый особнячок, обнесенный бетонным забором сколючей проволокой поверху, с КПП на въезде. Внутри забора, кроме самогодомика в два этажа, располагалось нечто вроде мини-парка, в систему котороговходили теннисный корт и открытый бассейн. Сейчас, по зимнему времени, всеэто было заметено снегом, и лишь несколько самых необходимых дорожек былирасчищены, а также площадка перед крылечком, где и припарковались приехавшиемашины. На крыльце начальство встретила румяная, как сказочный колобок, и вообщеочень аппетитная и сдобная дама, одетая в бушлат с погонами старшегопрапорщика, форменную юбку и неуставные сапожки на "молниях". При этом она,сбежав с крыльца навстречу гостям, выпятила одновременно и бюст, и попу (чтокруглее и крупнее, даже чекистский взгляд Рындина не определил бы сразу),приложила руку к кокетливо скособоченной ушанке и бодро отрапортовала: - Товарищ генерал-майор