Я бросила на удаляющегося мальчишку насмешливый взгляд. Интересно, а для чего эльфырям крылья нужны? От комаров отмахиваться? Или сквозняк в жару создавать, на таких ведь вряд ли полетаешь, маловаты они как-то для планирования?

Я присмотрелась повнимательнее. Его рубашка сзади была порвана гораздо сильнее, чем спереди, и худенькая спинка представляла собой чуть ли не один сплошной синяк, разбавленный многочисленными ссадинами. Одно крыло было изрядно порвано и висело замусоленной тряпочкой. Смеяться дальше мне расхотелось. И ведь этот паршивец ни словом не обмолвился, что ему больно.

Мираб тем временем скрылся в кустах, и вскоре оттуда донеслось сначала недовольное ворчание, а следом я услышала слова, которые детям в его возрасте не то что говорить, знать не положено. Вряд ли у них на Пара-Эльтале это является языком дипломатии, скорее от своих похитителей успел нахвататься. И почему дети всегда очень быстро запоминают все плохое и с трудом усваивают хорошее?

Заинтересовавшись, я почти бегом направилась посмотреть на причину столь неадекватной детской реакции. Не дай Вершитель, упокоенные мной вчерашние негодяи по каким-то причинам решили восстать и отомстить за свою бесславную кончину?

Но картина, представшая моему настороженному взору, оказалась более прозаической. Мираб пытался снять у ближайшей лошади седельную сумку, но коняшка почему-то была категорически против этого и, мелко перебирая стреноженными ногами, старалась переместить заднюю часть тела подальше от мальчишки, да еще многозначительно клацала зубами у него перед носом. Две ее товарки испуганно жались друг к другу за ближайшим раскидистым дубом и с ужасом взирали на происходящее из-за ствола.

Очередная попытка Мираба схватить лошадь под уздцы и призвать хоть к какому-то подобию порядка не увенчалась успехом. Лишь только мальчишка протянул руку к седлу, лошадь резко скакнула в сторону и сделала неожиданный выпад головой. Эльфыреныш вскрикнул и затряс укушенной конечностью. Кажется, дело — труба. Если не вмешаюсь, кто-нибудь кого-нибудь точно покалечит.

— Мираб, отойди, она тебя боится. — Я спокойно подошла и оттеснила несостоявшегося конокрада себе за спину.

— Ей-то чего бояться? — продолжая потирать укушенное запястье, проворчал Мираб и с облегчением отошел подальше, чтобы не мешаться. — Она вон какая здоровенная, с зубами и копытами, и чуть меня не сожрала. По твоей милости, между прочим.

Я решила не вступать в совершенно ненужную сейчас перепалку (потом отомщу) и принялась ласково заговаривать лошади зубы, мягко поглаживая ее по морде. Когда животное немного расслабилось от моего тихого голоса, я жестом показала Мирабу, что он может приступать к освободительной операции нашего завтрака. Мальчишка, сделав довольно большой круг, опасливо приблизился к лошадиному крупу и дрожащими руками отвязал сумку от седла, постоянно вздрагивая от каждого движения страшного зверя. Все-таки копыта довольно грозное оружие.

С остальными лошадьми дело пошло гораздо быстрее, и через несколько минут мы стали обладателями трех довольно увесистых мешков.

— На, смотри сама, чего там ценного, — сгружая поклажу передо мной, сказал вредный эльфыреныш, но, наткнувшись на мой пристальный взгляд, сразу весь подобрался: — Что опять не так?

Нет, нельзя подобным образом с детьми обращаться, а то он скоро от одних моих взглядов заикаться начнет.

— Да вот прикидываю, откуда у тебя крылья растут и какую функцию выполняют. — Надо немного разрядить обстановку. И склонилась над мешками.

— Растут из спины, — охотно ответил Мираб, расправляя для наглядности свои крылышки. — А для чего — и лягушке понятно: чтобы летать.

Я расхохоталась.

— Ты хочешь сказать, что вот на этих своих крохотных ластах сможешь подняться хоть на вершок от земли?

— Я — не могу еще, — в который раз за утро обиделся Мираб. — Эта способность появляется только к совершеннолетию, а мне еще до него далеко. Да будет тебе известно, мы вообще рождаемся без крыльев, они потом расти начинают.

— Что-то вроде лапок у головастиков? — все еще веселилась я, но информацию к сведению приняла. Теперь, по крайней мере, понятно, почему он не смог удрать от своих поработителей.

— Ты пользуешься моим бедственным положением, потому и издеваешься надо мной постоянно, — не оценил мою шутку эльфыреныш и надулся, как индюк на гусеницу. — Вот если бы тут был мой папа, он бы тебе показал…

— Слушай, ты достал меня уже со своим папой, — снова начала злиться я. — У меня уже появилось желание поскорее с ним встретиться и высказать все, что я думаю о его методах воспитания подрастающего поколения. И мне уже даже неважно, съест он меня потом или нет!

— Он не ест людей, — внес некоторую ясность Мираб. Еще бы точно знать, что он с ними делает…

— Наверное, просто готовить их не умеет… — сделала неутешительный вывод я и погрузилась в содержимое сумок, вытряхнув все из них прямо на землю. Особо ценного найти мне ничего не удалось, но кое-что я отобрала. В первую очередь мое внимание привлекли головка сыра, фляги с вином, краюха зачерствевшего хлеба, сухари, немного крупы. Уже хорошо, провизия нам нужна в любом количестве, даже в самом минимальном, до ближайшей деревни добраться. Еще я отложила несколько ножей, игральные карты (вдруг пригодятся), пригоршню мелких денег и подробную карту побережья Мира Царств, включая эльфийские земли. Весь остальной хлам был мною отброшен в сторону за ненадобностью. Не думаю, что нам пригодятся портянки, табачная трубка и прочий сугубо мужской хлам, которого набралось почти полтора мешка.

— Есть будешь? — спросила я, разрезая хлеб и сыр. — Или у тебя совсем другой рацион?

— Буду, — кивнул Мираб, жадно наблюдая за сооружением бутербродов, и жалобно спросил: — Ты правда думаешь, что мы такие ужасные?

— Да кто вас знает.

— Вы, люди, ничем не лучше!

— Спасибо, утешил, — усмехнулась я, протягивая ему верх своего кулинарного искусства. — Мы, во всяком случае, не пьем чужую кровь, не высасываем мозг и не питаемся разумными расами.

— Мы тоже этого не делаем! — Эльфыреныш вгрызся в бутерброд и продолжил с набитым ртом: — Темные эльфы специально распустили про нас эти ужасные слухи по всему миру, чтобы не дать нам возможности выйти из-под их контроля! Мы, правда, не очень-то и стремимся, но все равно приятного мало.

— Так! А вот с этого места поподробнее. — Я заинтересованно уставилась на оголодавшего мальчишку, даже забыв про свой скромный завтрак. — Зачем им распускать про вас слухи и изолировать от общества, если вы такие мягкие и пушистые?

— Я точно не знаю… — замялся Мираб, недоуменно уставившись на свои быстро опустевшие ладони. — А там больше ничего нет?

— Нет! — отрезала я. — И на мой кусок не зарься, все равно не отдам. Ты лучше рассказывай давай.

— Но я не наелся!

— А я тут при чем? Жертвовать собой ради твоей прожорливости я не собираюсь, так что терпи. А не можешь — сходи попасись…