Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые значимые изменения в альбомной культуре произошли, на наш взгляд, в последней трети XIX века, когда из семейной среды альбом стал активно переходить в среду ученическую — в закрытые пансионы и женские гимназии. Альбомы гимназисток конца XIX — начала XX века еще достаточно строги в своей организации, многие из них открываются советом матери, включают аллегорические рисунки, четкие символы цветов, рисованных игральных карт и обязательные кладбищенские сцены. Доля альбомных поэтических штампов в них не так высока, часто встречаются многострочные авторские стихи хорошего поэтического уровня, хотя и в рамках типичных альбомных сюжетов. Встречается даже гекзаметр: «Веру в любовь потеряв, слезы печально пролила...» (РО РНБ, 694-1-19). В альбомных стихах ощущается влияние как модной, так и программной поэзии. Часто цитируются Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Фет, Тютчев, Полонский, Апухтин, Бальмонт и особенно Надсон. Много строк из популярных фортепианных романсов. Альбом гимназисток не был лишен и прозы: ее можно определить как экзальтированные стихотворения в прозе с сентиментальной лексикой гимназисток, характерными гимназическими прозвищами: «Голубка моя Серка, в те часы когда я с тобой говорила, когда мои мысли и стремления находили отзвук и сочувствие в твоей душе, я была бесконечно счастлива; Голубка моя Серуха! В те часы когда мы с тобой говели...» (РО РНБ, 694-1-19. Гимназический альбом М. М. Серовой). Юрьевские гимназистки начала века даже имели для альбома специальное гусиное перо, хотя в ходу были уже металлические перья и резервуарные ручки (некая ориентация на старину — всегда более благородную). Аналогию можно найти только в некоторых английских литературных обществах, где и в XX веке использовали гусиные перья.
Альбомная культура вновь испытала достаточно серьезные изменения в 20 — 30-х годах XX столетия. Эти изменения связаны с множеством факторов: сменой социального статуса и снижением образовательного уровня владельца альбома, поменялись ценностные ориентиры, кардинально изменился культурный быт. Но самой главной причиной альбомных новаций является, на наш взгляд, то, что новый советский ученик часто был носителем крестьянской или «посадской» («фабрично-заводской») фольклорной традиции. Фольклорный контакт города и деревни, аристократии и крестьянства постоянен, своеобразен и имеет иногда достаточно причудливые выражения.
Еще в начале 20-х годов в альбомах явственно чувствуется статус владельца. В одних «теплится» лирическая гимназическая поэзия и лексика (ангел, голубка, душечка, глаза-совершенство, лента голубая, милые щечки), в других обретает право и новая городская лирика. С конца 20-х годов содержательная разница альбомов практически исчезает. Для примера приведем все стихотворения с образом Ангела только в одном альбоме 1918 — 1923 годов, любезно предоставленного нам Еленой Владимировной Душечкиной:
Пусть Ангел-хранитель тебя сохранит
От всякой невзгоды земной,
Пусть доброе сердце твое не узнает
И тени беды никакой...
Вера ангел!
Вера цвет.
Вера розовый букет.
Вера лента голубая!
Не забудь меня, родная.
За вашу милую улыбку,
За ваши милые глаза,
На небе ангелы дерутся
И ведьма скачет как коза.
Ангел летел над сугробом.
Вера проснулась от сна.
Ангел сказал ей три слова:
Вера, голубка моя.
Постепенно образ Ангела и голубка покидает альбомные страницы, как и характерная альбомная лексика гимназисток. Практически последние ее проявления мы встречаем в альбомах конца 30-х годов:
Чашечка, блюдечко, чайный прибор.
Манечка, душечка, ангел ты мой!
(ИРЛИ, р. V, 57-2-17. 1935 г.)
Неизменным остается набор жанров, тем и мотивов альбомных стихотворений, удачно подмеченный А. С. Пушкиным в описании альбома «уездных барышень» в IV главе «Евгения Онегина»
«Стихи без меры, по преданью
В знак дружбы верной внесены»;
«Кто любит более тебя,
Пусть пишет далее меня»,
«Тут верно клятвы вы прочтете
В любви до гробовой доски»;
«Какой-нибудь пиит армейский
Тут подмахнул стишок злодейский»;
«И шевелится эпиграмма»;
«А мадригалы им пиши»;
«Его перо любовью дышит,
Не хладно блещет остротой»;
«Текут элегии рекой».
При этом хотелось бы выразить одно недоумение: если в альбомах XIX века любовное послание, восхищение красотой пишется мужчиной, то с момента появления школьного альбома и адресатом и автором того же любовного послания является девушка. Видимо, такая специфика — отсутствие диалога между полами — связана со спецификой субкультуры закрытых и «однополовых» учебных заведений, которые культивировались в России[116].
Итак, в альбомах 20 — 30-х годов фиксируются следующие основные мотивно-тематические единицы.
Восхищение красотой и умом владелицы альбома:
Ваши глаза совершенство,
Ваши губы идеал,
О! Великое блаженство!
Кто их только целовал.
Пожелания счастья, любви:
Пусть вечно жизнь тебя ласкает.
Как мать любимое дитя,
Пусть сердце горести не знает.
Не унывай, живи шутя.
Клятвы в верности и преданности:
У вас симпатьев много,
В числе которых нет меня.
Но вы поверьте ради Бога
Никто не любит вас как я.
Наставления владелице альбома никогда не забывать друзей, клятвы в вечной дружбе:
Пишу тебе стихами
Священный договор.
Останемся друзьями,
Как были до сих пор.
Годы быстро летят.
Нас с тобой разлучат.
И в далекой стране
Вспомни, Вера, обо мне.
Пройдут года, и ты меня забудешь.
Подруги новые найдутся у тебя,
И, может быть, ты больше их полюбишь,
Чем любишь ты теперь меня.
«Все, кто пишет в альбом, кроме меня лгут»:
Не верь тому, кто здесь не пишет.
В альбоме редко кто не врет.
Здесь все слова любовью дышат,
А сердце холодно как лед.
Сентенции о лукавстве и лицемерии:
Любит тот, кто при встрече краснеет,
Любит тот, кто при встрече молчит,
А не тот, кто при встрече целует,
И не тот, кто люблю говорит.
Зачем, зачем вы слово дали.
Когда не можете любить.
Зачем любви моей искали,
Когда хотели изменить.
Любовь — твоя погибель, «тебе рано влюбляться, мой друг», коварство мужчин:
Не доверяйся первой встрече,
