попытался увести у Москвы Владимирский ярлык. На этот раз московские доброхоты в Орде пересилили, но что будет дальше? А еще ходили слухи, что положил суздальский князь глаз и на митрополичий клобук. Еще когда восемь лет назад престарелый Феогност рассорился с московским князем из-за неправедного развода и третьей женитьбы, суздальские послы стали в Орде сыпать серебро, дабы получить добро на это место для своего епископа. Уже и грамоту получили от Тайдулы. Только московский князь умнее оказался и расторопней. Он послал послов с серебром на берега далекого Босфора. На восстановление Святой Софии.

Император Иоанн Кантакузин как раз сильно в деньгах нуждался, чтобы рассчитаться с турками. Да и Феогност пока не собирался умирать. Так и осталась ханская грамота пустой бумажкой на память о напрасно потраченных деньгах.

Когда умер Феогност, а в одночасье с ним и великий князь Симеон Иванович, Алексий уже сам взял дело в свои руки. В Орде у него была сильная рука, в Царьграде тоже уже заранее все приготовил. Вернулся в прошлом году в Москву в силе и славе митрополитом. Да еще с грамотой, по которой местом его пребывания официально указан Владимир, а не Киев, как доселе.

Только ни он, ни нынешний московский князь Иван Иванович не забывали суздальских намерений. Было ясно, что Константин Васильевич их не оставит. Тем более что он стал искать союзников. Три года назад женил сына Бориса на дочери литовского князя Ольгерда Аграфене. А тот ведь тоже спит и видит поставить над Русью своего митрополита.

Вслед за княжеством росла и богатела суздальская епархия. Строились храмы, появлялись монастыри. Не могло не насторожить москвичей и ее растущее влияние в мордовских землях. Потому, когда стали крепнуть слухи о якобы появившемся возле Мохши неизвестном монастыре, было решено разобраться, откуда там ноги растут.

XXXII. Князья и митрополиты

У Симона была с собой грамота митрополита. С ней он мог спокойно обратиться за помощью к эмиру в случае обнаружения какого церковного нестроения, требовавшего вмешательства светских властей. Об этом мне сказал Злат. Зачем понадобилась вся эта затея с переодеванием и тайным проникновением в обитель? Я так прямо и спросил.

Инок задумался. Видно было, что он колеблется и не решается посвятить меня во всю подоплеку своего замысла. Заметив это, Злат решительно спустил его на грешную землю:

– Если хочешь, чтобы они тебе помогли, то расскажи им все. Это будет на пользу дела.

Меньше всего я ожидал услышать в этих далеких лесах, полных колдунов и страшных сказок, те самые истории, что мне рассказывал по пути в Константинополь Киприан. Что могло связывать чудесный город над Золотым Рогом, священную гору монахов Афон, хитрого Савву с его священным миром, сербским королем и самозваными патриархами с этим затерянным в глуши городом, над крышами которого раздавался призыв муэдзинов, а в окрестных урочищах язычники молились древним богам?

Патриарший посланник, в свите которого я приехал в царство Золотой Орды, привез на Русь известие о вступлении на кафедру нового патриарха Каллиста. Поставленный в русские митрополиты в прошлом году Алексий вызывался в Царьград, где многое для него теперь могло сложиться по-иному.

Только в далеком Константинополе все зависело не от патриарха. Там дела вершил император.

Первым, кто это понял, а самое главное, сумел использовать к своей выгоде, был покойный князь Симеон Гордый. Его и прозвали так во многом потому, что сумел он стать на Руси выше митрополита.

Раньше кто был князь, а кто митрополит? Владыка стоял над всей Русью, над всеми князьями. Над теми, кто получал ярлыки в Орде, и теми, кто владел землями там, куда не дотягивалась ее железная длань. Митрополитов назначали в далеком Царьграде, ярлыки им давали в Сарае. Не такие, как князьям. Православная церковь была под защитой древнего закона великого Чингисхана – Ясы. Освобожденные от даней и повинности, не подчинявшиеся никакой власти, кроме ханской, митрополиты имели право суда в своих владениях, как князья. Право это охранялось особой грамотой, выданной ханом. Любой эмир вставал на колени, когда брал ее в руки.

Кто был по сравнению с митрополитом князь? Пусть даже великий? Обычный ордынский улусник, рискующий в один миг лишиться всего по одному ханскому желанию?

Власть есть власть. Как не бывать на небе двух солнц, так на земле трудно ужиться двум правителям. Земная власть духовных владык всегда искушала оказавшихся в ее тени князей. Не раз они пытались использовать ее в своих целях.

Когда после Ногаева погрома митрополит с двором перебрался из разоренного древнего Киева в залесский Владимир, вошедший здесь в силу князь Михаил Тверской замыслил, пользуясь случаем, прибрать церковную власть к своим рукам. Для чего попытался провести в митрополиты своего верного человека. Не вышло. Из Константинополя прислали своего кандидата. Петра из Галиции.

Михаилу бы смириться, а он затеял смуту среди архиереев, попытался пришлого митрополита сместить, обвинив в симонии и прочих грехах. Чем только нажил себе недоброжелателей. Недруг моего недруга – мой друг. В начавшейся вскоре схватке за великокняжеский ярлык Петр поддержал московского князя Юрия.

Что не удалось Михаилу Тверскому, удалось Симеону Гордому.

Тот рассорился с митрополитом Феогностом из-за своих брачных дел. Развелся со второй женой, женился на третьей. Дело его княжеское – не на небесах вяжутся брачные узы правителей. Сплетаются они на грешной земле. Не по любви, а из политического расчета. Брак с тверской княжной мыслился как прекращение извечной борьбы Москвы с Тверью, ради такого многим можно поступиться. А тут митрополит со своими канонами. Уперся, и ни в какую. Ему и императоров ромейских в пример приводили, и так и эдак уговаривали.

Как это бывает в таких случаях, ссору великого князя с митрополитом сразу попытались использовать враги Москвы. Почуяли поживу и в Литве, где жило много православных, недосягаемых для ханских ярлыков, и в Суздале, где князь Константин Васильевич уже набрал немалую силу. Литовцы стали зазывать Феогноста вернуться на покинутое место, в древний Киев. Суздальский князь повез подарки в Орду – хлопотать за назначение в преемники престарелому греку своего епископа.

Вот тогда ушлые люди и надоумили Симеона Ивановича, откуда ноги растут. Деньги и послов он отправил самому ромейскому императору. Большие деньги. Императорский суд не воды морские – золото там не вниз, а вверх тянет. Сразу Феогност свое неисправимое рвение к канонам утратил. А сарайский епископ, вызванный в Константинополь, воротился на берега Итиля самым первым печальником и доброхотом московского князя пред лицом хана. Нужно ли к этому добавлять, что