Но Миша был слишком юн, слишком идеен. Вера в Государя вела его в начале, затем месть за павших товарищей заставляла его возвращаться из госпиталя на фронт вновь и вновь. Око за око, кровь за кровь, я лишь винтик в системе и стреляю туда куда укажут… Каждый день Миша находил оправдания для своей совести, глушил её ложью и порой алкоголем, но в конечном итоге всё пришло к неприятной правде.

И правда эта банальна донельзя, да вот только Миша был идеалистом и упорно не хотел снимать розовые очки. Он верил, что убивал в последней войне за вечный мир, когда на деле всё было куда менее… красиво и приятно. Просто жизнь заставила сделать выбор: раздавить сапогом то, что дорого другим или позволить другим раздавить сапогом то, что дорого тебе. Это было больно признавать, ведь в таком случае ты мало чем отличался от ненавистного врага. Но такова правда, и это единственное на что мог влиять Миша всё это время. И он влиял бы дальше, если бы не разочаровался в своих идеалах и принципах.

Но вдруг что-то надломилось внутри сердца, будто бы была достигнута крайняя точка. И вдруг Миша понял, что так действительно будет лучше. А все жертвы не были бессмысленными, дело даже не в победе, не в захваченных территориях и увеличенном влиянии. Ведь Великая Война стала огромной трагедией для многих стран. И пока память этой трагедии будет жить, никто не начнёт новую войну.

Пройдут десятки лет, сменятся поколения, стянутся раны и только оправившись от всех проблем правнуки возможно вспомнят и реваншизм заиграет в их сердцах. Но до тех пор должно пройти много времени, должны затихнуть те, кто лично видел все ужасы. Пройдёт боль поражений проигравших, забудут цену победу выигравшие… и только тогда их смогут снова стравить императоры или кто там будет сидеть у власти.

А до тех пор… до тех пор Миша мог лишь сделать так, чтобы никто не забыл того, что забывать нельзя. Чтобы никто не совершил тех же ошибок. Да, так будет правильно.

— Ты идёшь? — уже у избы спросил Саша, смотря на всё также стоящего Мишу.

— Да, иду…