Ему потребовалось всего минут пять, не больше. Подтянув под дыру в потолке ремонтные козлы, он снова выбрался на чердак, проскользнул по балкам в свое узилище, собрал там все простыни и одеяла, пропихнул их через оба лаза и опять оказался в комнате с открытым окном.

Джек надеялся, что поставленные впритык к окну козлы выдержат его вес, но в остальном был уверен гораздо меньше. Моряки с «Элизы» учили его вязать морские узлы, однако тогда он не думал, что это ему пригодится, и отнесся к урокам с прохладцей, о чем теперь пожалел. В результате он связал концы одеял и простынь как умел, простыми узлами, но крепко затянутыми и вполне вроде надежными с виду. Впрочем, было ясно, что настоящее испытание они пройдут лишь после того, как примут на себя его тяжесть.

Поежившись, он выбросил то, что у него получилось, в окно. Импровизированная лестница повисла, не достав до земли, но намного ли — сверху не было видно. Когда Джек, пытаясь это установить, высунулся наружу, зазвонил монастырский колокол. Пробило три. Хотелось думать, что Джованни внизу, хлещет вино во славу своего тезки — святого Иоанна, однако, даже если это не так, отступать все равно было поздно. Следов приготовлений к побегу уже не скрыть, а Джека предупредили, что любая попытка такого рода положит конец всяческим поблажкам, а возможно, и самой его жизни. С инквизицией шутки плохи.

Он повесил на плечо сумку, поморщился и с твердым намерением не смотреть вниз перевалился через край проема. Простыня натянулась, козлы, приставленные к окну, заскрипели. Держась одной рукой за скрученное полотно, Джек ухватился другой за каменный выступ, готовый при первом звуке рвущейся ткани перенести на него весь свой вес и взобраться обратно. Но ничего такого не произошло, и он, превозмогая страх, повис над двором.

— Ну давай! — бормотал он себе. — Скорее начнешь, скорее закончишь.

Пот струился по его лицу, и, чтобы опустить руку и перехватить простыню, ему всякий раз приходилось собирать волю в кулак. Правда, когда он зажал жгут коленями, нагрузка на руки уменьшилась и спускаться стало полегче.

Увы, на уровне следующего этажа простыни разорвались. К счастью, Джек не упал — его ноги уперлись в каменный подоконник, а руки вцепились в ставни окна нижнего этажа. Те распахнулись, одна рука беглеца соскользнула, но он успел вернуть ее на место прежде, чем сапоги потеряли опору.

Упавшие простыни свернулись улиткой на плитах двора, до которых оставалось еще футов двадцать. Слишком высоко, чтобы прыгнуть.

Всю жизнь Джек считал молитвы делом пустым, бесполезным, однако сейчас он невольно вознес мольбу всем святым. Невнятную, но горячую, идущую из глубин его существа, объятого диким страхом. Пока ноги юноши дергались, ища опору, ставень, на каком он повис, перекосило, и, взглянув наверх, Джек увидел, что одна из петель ветхой рамы вываливается из стены. Не переставая молиться, он замер, уставившись на нее, словно мог взглядом ввернуть винты в камень. Поскольку он перестал дергаться, замер и ставень. Пусть в неустойчивом, перекошенном положении, но и рама, и петли пока что выдерживали человеческий вес. И тут, хотя в голове беглеца страшно шумело от прилива крови, до его слуха донесся и другой звук — кто-то отпирал с улицы дверь двора.

— Дерьмо! — прошептал Джек.

Заскрежетал ключ, дверь отворилась, кто-то вполголоса пробормотал: «Мадонна!» — потом запер замок и зашагал к главному зданию. Этот человек, кем бы он ни являлся, избрал такой путь, что неизбежно должен был пройти прямо под Джеком.

При этом незнакомец, не иначе как пьяный, продолжал что-то невнятно бурчать. Джек попытался дотянуться носком сапога до подоконника, но этого движения оказалось достаточно, чтобы еще один винт подался из стены и ставень накренился еще сильнее. Юноша снова застыл, глядя вниз.

Человек поравнялся с грудой тряпья и едва не прошел мимо, но потом с пьяной медлительностью посмотрел на нее, остановился и огляделся. И начал поднимать голову…

Винты вывалились. Верхняя половина ставня оторвалась от стены, нижняя тут же последовала за ней. И ставень, и Джек полетели вниз: Джек, будучи тяжелее, падал с опережением. По воле случая его ступни пришлись как раз на плечи замершего под ним человека. В голове юноши даже промелькнула картинка: акробатический трюк, когда циркачи вспрыгивают друг на друга, выстраивая таким образом башню. Однако тот, на кого рухнул Джек, акробатом, похоже, ни в малой степени не был, а потому с криком грохнулся оземь. Рядом с ним тут же грохнулся Джек, а затем их обоих накрыл упавший ставень.

Некоторое время оба лежали недвижно: римлянин стонал, а из англичанина удар выбил дыхание. Набрав наконец в грудь воздуха, Джек кое-как поднялся на колени и склонился над итальянцем, у которого от изумления и испуга глаза полезли на лоб. Связку ключей Джек нащупал как раз в тот момент, когда щелкнул замок внутри здания. Он встал и, шатаясь, направился к выходу со двора, молясь всем силам, покровительствующим неправедно заточенным узникам, о том, чтобы из пяти имевшихся в связке ключей сразу нашелся именно тот, какой нужен.

Дверь позади открылась, выпустив малого с фонарем.

— Что тут за шум? — заплетающимся языком осведомился Лоренцо.

Первый ключ не подошел. Пока Джек разбирался с другим, охранник двинулся через двор и наткнулся на лежащего на земле товарища. Указать, куда делся тот, кто расправился с ним, бедолага не смог, — похоже, у него были сломаны обе ключицы, — но Джек увидел, как он мотнул головой в сторону выводящей на улицу двери, и в этот самый момент она подалась.

Джек распахнул дверь. Лоренцо бросился к беглецу, но тот успел выскочить наружу. Все инстинкты повелевали ему бежать со всех ног, однако разум пресек эти порывы. Джек понимал, что, не отдышавшись как следует, он сейчас далеко не уйдет.

Да и сам юноша, если бы довелось, поставил бы в сложившихся обстоятельствах не на себя, а на пьянчугу, ибо его громкие крики наверняка привлекли бы подмогу, а посему он не бросился наутек, а отступил в тень стены рядом с дверью. Как только преследователь, выскочив из нее, остановился, чтобы понять, куда броситься дальше, Джек хватил его кулаком по макушке. Удар был так себе — на сокрушительный у него не хватило бы сил, — но ошарашенный итальянец непроизвольно вскинул вверх руки, и молодой англичанин, шагнув вперед, пустил в ход прием, требовавший не мощи, а точности и именовавшийся в краях, где он рос, «корнуолльским приветом», то есть он попросту боднул лбом противника в переносицу.

Этот удар несколько оглушил и самого беглеца, что же до тюремщика, то он рухнул на мостовую, не издав и стона. Быстро склонившись над ним, Джек убедился, что незадачливый страж потерял сознание и истекает кровью: судя по бульканью, он запросто мог ею захлебнуться. Осознав это, юноша повернул Лоренцо на бок. Не из человеколюбия, но скорее из опасения, что если его поймают (а это было весьма вероятно), то, вдобавок ко всему прочему, обвинят еще и в убийстве.

Отступив назад в тень, Джек оглядел улицу. Она была пуста, но из покинутого им двора внезапно донеслись крики.