Сабантуйчик удался на славу. По двадцатикомнатному пентхаусу С.С. Кейбла слонялось несколько сотен наиважнейших персон, которых развлекал маленький оркестрик из десяти музыкантов.

Гул толпы все выше поднимался над звуками музыки, пока полностью не поглотил их, громкий смех, басовитое гудение и звон стаканов нарастали до тех пор, пока окончательно не заглушили оркестр. Теперь казалось, что его и вовсе нет. Сквозь прозрачную ткань просвечивали голые тела, вырезы на груди и плечах были донельзя откровенными. Прямо выставка-продажа человеческой кожи. Погладьте ее, почувствуйте ее бархатистость, ущипните, потяните, попробуйте на прочность. Запах свежих тел смешивался со стойкой вонью выгребной ямы, исходящей от всех сразу и ни от кого в отдельности. Никакого белья, попки и писки напоказ, сиськи по последнему крику моды вываливаются из вырезов, ресницы стыдливо опущены, губы влажные, взгляды томные. Полная противоположность смокингам и черным вечерним костюмам. Вооруженный нейтралитет, противостояние врагу, который владеет бесценной информацией и готов поделиться ею за возможность поближе изучить все эти прелести или потереться жаждущими удовлетворения гениталиями об упругие бедра. Маленькая пампушечка, с головы до ног увешанная бриллиантами, как раз пыталась выяснить, как один из агентов относится к подобного рода забавам.

— Я знала, что тебе не понравится, — сказала Шарон.

— Ну, все не так уж и плохо.

— Если только тебе по нраву вся эта секс-рутина.

— Больше тут ничем и не пахнет.

— Таков уж шоу-бизнес, ничего не поделаешь.

— Таков любой бизнес, киска. Когда мы сможем сбежать?

— А я-то думала, что любой, кто пожил в Европе, привык к подобного рода извращениям, — тихо рассмеялась она.

— Заокеанские жители по сравнению с нами — сущие младенцы. Нежные и неискушенные, — ответил я.

К нам подошла маленькая хорошенькая официантка с подносом, Шарон взяла предложенный стакан и протянула его мне:

— Что не так, Дог?

— Ничего. Все в порядке.

— Эти девицы снова бросают на тебя странные взгляды.

— Пошли они к черту.

— Что-то ты сегодня не в духе. — Она тронула меня за руку и улыбнулась. — Прости. Не стоило волочь тебя сюда силой.

— Никто не может заставить меня сделать что-нибудь силой, — рассмеялся я и легонько взъерошил ей волосы. — Просто много чего случилось. Дай мне прийти в себя, и все пойдет как по маслу.

— Там Ли. — Шарон мотнула головой в сторону двери. — Именно он уболтал ту английскую звезду, и она согласилась принять участие в проекте С.С.

— Кейбл и его включил в свой штат?

— Только на время съемок. Отличный выбор. Интересно только, почему это сам Ли не прыгает от восторга.

— Может, одни девочки на уме. Он еще тот ловелас. Вот для него сейчас пир так пир!

— Разве только для него?

— Я не ем из общего корыта, сладкая моя, — сказал я. — Предпочитаю свой личный обеденный стол.

— Пытаешься на что-то намекнуть?

— Не-а. Ты женщина, с которой можно поговорить начистоту. — Я поставил стакан на проплывающий мимо поднос и сделал знак принести добавки. — Когда я увижу твоего жениха?

На лице Шарон появилось отсутствующее выражение.

— Как только он сможет, так сразу же.

— Независимый парнишка.

— Да, — подтвердила она. — Вполне.

— Кому-нибудь стоит предостеречь его.

— Почему бы тебе не взять на себя эту миссию?

— Нет уж, пусть этот член сам за собой приглядывает.

— Ну вот, опять эти твои грязные словечки.

Я увидел на лице Шарон отстраненную улыбку, которая напоминала мне что-то давно забытое, и мне показалось, что время повернуло вспять, стрелки часов закрутились в обратном направлении, и прошедшие годы таяли, словно снег на солнце. Слабый зеленый стебелек подрос, подтянулся, и на нем появился первый листок, на котором явно прорисовывалась какая-то цифра, только издали было не прочесть, какая именно.

Стоило мне впасть в раздумья, как Шарон тут же утащили в другой конец комнаты. На ее месте со скоростью звука объявились две блондиночки и залепетали о чем-то своем, и мне даже пришлось улыбаться и отвечать им, пока на горизонте не появилась Мона Мерриман и в своей неподражаемой манере велела крошкам убираться подобру-поздорову, потому что я якобы всецело принадлежу ей. Перед тем как уволочь меня прочь, она с помпой представила меня нескольким друзьям.

— Что? — переспросил я.

— Да ты совсем не слушаешь!

— Прости, куколка.

— Я спросила, чего это Лаген так к тебе прицепился.

— Убей, не знаю.

Она повернула меня на сто восемьдесят градусов и встала так, чтобы никто не мог увидеть серьезного выражения ее лица.

— Можешь считать меня старой сплетницей, Дог, но перед тем, как напасть на эту денежную жилу, я была очень неплохим репортером. У Дика есть компромат, и он хочет заставить тебя ползать у него в ногах.

— Забудь об этом, Мона.

— Сынок... я же говорю тебе, я была превосходным журналистом. Мои сотрудники тоже раскопали кое-что интересное.

Странная она девица, эта Мерриман. Внезапно мягкость покинула черты ее лица, они заострились, стали жесткими, требовательными, а в глазах заплясал огонь.

— Он думает, что в Европе я был большим задирой, — сказал ей я.

— Это так?

— Не просто большим, крошка. Величайшим.

— А теперь?

— Вышел из игры.

— Во дела! По-настоящему?

Я нерешительно кивнул.

— И он может это доказать?

— Никаких шансов.

— Малыш, я могу сыграть на твоей стороне. Это будет великая журналистская песнь.

— Не стоит. Есть другая музыка, и она куда громче этой.

— И надо полагать, в ней гораздо больше металлических ноток?

— Ну, можно и так сказать.

— Грохот бронзовых тарелок?

— Бой никелированных барабанов, Мона.

— И кто же барабанщик?

— Некоторые парни родились под счастливой звездой, им все время везет, — сказал я. — Пошли присоединимся к остальным.

— Тебе вряд ли захочется.

— Почему это?

— Там Кросс и Шейла Макмилланы. Кажется, он очень обеспокоен всем этим мероприятием.

— Только вот сделать он все равно ничего не может, правда ведь?

— Теперь уже не может, ведь твои братья успели одобрить проект, — сжала мне руку Мона. — А ты и в самом деле задал им жару.