Этому Ватар не учил.

Считал — ещё успеется.

Вампиры так не дрались, предпочитали по-звериному чувствовать, как рвут на куски противника.

Но Вейма не могла драться.

Как все — не могла.

Но могла — так.

Светлые глаза против тёмных. Водовороты крови. Боль, ненависть, жажда. Страх — и уже нельзя понять, чей. Трусость, предательство, слабость.

Сила и жажда власти.

Снова кровь.

Боль.

Власть.

Сила.

— Добрая госпожа, — откуда-то из другого мира позвал брат Полди. Не получив ответа, забормотал слова молитвы.

Вампиры одновременно прикрыли глаза, вылетая из своего странного поединка.

— Хватит, — тяжело дыша, предложил Липп. Коротко глянул на зашевелившихся грабителей — и они снова уснули. — Уходи, сестра. Эти люди — не твоё дело. Я займусь ими сам.

Вейма передёрнула плечами. Кружилась голова. Она не выиграла и не проиграла, но второй раз подобное могла и не повторить.

— Идём, монах, — резко приказала она.

* * *

Врени сидела в кабаке и мрачно напивалась. Было… противно. Мерзко. Подло. Ей было не в чем себя упрекнуть, но гнетущее ощущение не проходило. Поодаль за столом сидели Марила со своим нагбарским «дружочком». Сумасшедшую трясло и Мюр почти насильно поил её сидром, который как-то сумел выпросить у кабатчика.

— Моя говорить — не ходи искать я! — тоскливо напоминал юноша.

Марила не отвечала, только смотрела перед собой пустыми глазами да время от времени начинала всхлипывать.

Врени слишком поздно догадалась, почему Мюр не понимал их вопросов и предостережений. Он попросту не видел безумия своей долгожданной подружки. Понимая чужой язык с пятого на десятое, он видел главное: она пришла к нему, она хочет с ним гулять. Это одно делало женщину в его глазах прекрасной. Её же безумные повадки он принимал за добродушные шутки, не более. К тому же при нём она почти не каркала. Это Врени тоже подметила: Марила начинала каркать, если рядом оказывались оборотни в волчьем облике. А тут… у вороны не могло быть «дружочка», у человеческой женщины — мог.

Только вот другие нагбарцы тоже не могли увидеть её безумия. А вот женщину, которая охотно с ними заигрывает, они разглядели, и ещё как!

Врени вроде и отошла-то ненадолго. Но шкодливая безумица успела найти «друзей своего дружочка» и привязаться к ним с вопросом, куда он подевался. Слово за слово — и вот её уже хватают за руки и просят — пока ещё просят — погулять с ними.

Другая бы, может, отшутилась. Или отовралась. Притворно согласилась бы, чтобы усыпить внимание.

А сумасшедшая поджала ноги и завопила.

Раздосадованные нагбарцы, уже предвкушавшие удовольствие, принялись заламывать ей руки, затыкать рот…

Врени вернулась как раз вовремя. Вовремя появился и Мюр.

Врени со стуком поставила стакан на стол. Взмахнула рукой, мол, кабатчик, плесни ещё!

— Ты злая, — покосился на неё Мюр. — Нечестно пинайся! Можно нет так!

— А выкручивать руки девчонке — честно? — огрызнулась Врени.

Против кинжалов — ведь мечей оруженосцам не положено — у неё было очень, очень мало шансов. Но кое-кто познакомился с бритвой цирюльника раньше своего «славного Грей-как-его-там» — и притом бесплатно. А ещё кому-то хватило и пинков.

Марила протяжно всхлипнула и Мюр поспешил поднести ей новый стакан сидра. Сам он почти не пил и только расстроено гладил свою женщину по плечам.

Как оказалось, он не зря обещал драться за неё с кем угодно. На крик Марилы он прибежал чуть позже, чем надо, зато с большой дубинкой наперевес. Теперь у него была здоровая шишка на голове и синяк на боку.

— Ты нет говорить об этот, — просительно посмотрел на Врени нагбарец. — Нас нет люби тогда!

Врени невесело хмыкнула.

— Это тебе не у меня надо просить, — резко ответила она. — У неё. Или ты поэтому так с ней сейчас возишься?

Марила была не так уж беспомощна, просто их было больше и они были сильнее. Одному она прокусила руку, в ногу второго вонзила сапожное шило, которое до того невесть где прятала. После этого нагбарцы, кажется, уже расстались с мыслью приятно провести время и просто захотели побить строптивую бабу. А, может, и нет. Одно другому не мешает.

Врени выругалась и осушила стакан.

— Не понимать, — покачал головой нагбарец. — Ты нет говори. Прошу! Нас нет люби! Совсем не люби тогда!

— Вас и так «не люби», — огрызнулась цирюльница.

Вообще, она его понимала. Небось, сеторские продажные девки отказались с ними иметь дело, как отказались и цирюльники. Дело-то было не в этом.

Как в Нагбарии — она не знала, а вот в Тафелоне с такими шалостями было строго. Честь женщины принадлежала её мужчине — мужу, брату, отцу, сыну… любому родственнику, если он был рядом. Кстати, интересно, почему не примчался Хрольф?..

Врени мельком задумалась, не потому ли, что мог участвовать в том тайном и шумном состязании, на которое никого не пускали. Говорил же он Виру, что у него есть большой заказ…

Не став развивать эту мысль, она снова махнула рукой.

Тогда он не примчался, но рано или поздно Хрольф узнает, что она не уследила за его сестрицей…

И вот угадайте, кому первому откусят голову?

— Я умолять. Ты хотеть — я на колени вставать, — настаивал Мюр.

Врени отмахнулась.

Не того он боялся.

Хотя…

Если за женщину не вступался родственник, её защита ложилась на плечи сюзерена. Или того, кому присягала её семья, или того, на чьей земле была нанесена обида. Или того, кто подобрал её у дороги…

Обидчика ждал суд и суд весьма суровый.

А нагбарцам не повезло вдвойне. Если Хрольф не объявится — а даже если и объявится, пожалуй, — сумасшедшая входила в свиту баронессы. Обида, нанесённая ей, марала саму госпожу. Нагбарцев будут судить как если бы они напали на её светлость Нору. Ничего хорошего их не ждало. А ведь Марила к тому же была сумасшедшая… но сумасшедшая, которая пользовалась личным покровительством опять-таки баронессы… Это было единственным преступлением, законы и судью по которому выбирал не обвиняемый, а его жертва. Или её покровители.

Врени не очень помнила, что полагается за такое. Она предпочитала наказывать за это сама.

— Умолять, — не отставал Мюр.

— Иди ты!.. — выругалась Врени.

А ещё нагбарцев в самом деле не любили. Могли побить, не дожидаясь суда и не разбираясь, кто там был виноват.