Она легко вскочила на ноги, пошла к вигваму. Валерий, напротив, рухнул на землю рядом с Силантьевым. Пот катил с него ручьями.

– Что, дядя Рома, тяжко? – осведомился он. – Мне тоже!

Алая Ночь вернулась через минуту. В руках она несла керамический кувшин с длинным горлышком. Валерий выхватил его, сделал несколько жадных глотков. Потом протянул Силантьеву.

Роман Витальевич не смог бы удержать сосуд, даже если бы захотел. Алая Ночь помогла, аккуратно приложила горлышко к его губам. Пахло оттуда странно и неприятно, но он сделал глоток. Судя по всему, в жидкости содержался наркотик. Пить подобную бурду неэтично и наверняка вредно для здоровья, но Силантьеву уже было безразлично. Главное, после третьего глотка он вновь начал ощущать себя живым человеком, а не манекеном.

– Вы обещали помочь… – просипел он.

– Да, я видела твое желание, – подтвердила медеанка. – Ты желаешь стать самым большим вождем твоего народа.

– Сумматором?! Ого, дядя Рома, ну ты даешь! – Валерий округлил глаза.

– Я сегодня же сообщу твое желание Старейшине, – продолжала Алая Ночь. – Мы будем думать.

Силантьев укоризненно покосился на парня. Соврал, значит, что Старейшина отбыл на Медею? Алая Ночь его взгляд поняла или, может быть, мысли прочитала? Пояснила:

– Один Старейшина отбыл, другой вернулся. Старейшина для вашего мира. Она примет верное решение.

Роман Витальевич уже догадывался, что его провели как мальчишку, что помощи от этих он не дождется. Но после драки, то бишь «обряда», кулаками махать поздно. Позже, позже подумаем, как отплатить. Когда он окончательно придет в себя.

Он с трудом поднялся на ноги, спросил:

– Я могу идти?

– Конечно! Я провожу, обопрись на меня, друг вице-секретарь! – медеанка с готовностью подставила плечо. Она в самом деле была очень сильная.

Эффект у напитка оказался даже лучше ожидаемого: вначале Силантьев едва ноги передвигал, однако последние два десятка метров до выхода из стойбища смог проделать вполне уверенно.

– Счастливого пути, Рома! – неожиданно пожелала Алая Ночь. И Силантьев наконец понял, отчего лицо ее казалось знакомым. Разумеется, он видел ее не в офисах Контакт-Центра. Просто именно так должна была выглядеть в двадцать лет Тамара Георгиевна Ставриди. «Ее сиделкой тоже была медеанка… Никто не знает, где именно она теперь находится». Мороз продрал по коже. А в следующий миг «полог» стойбища опустился, оставляя Силантьева снаружи. Вокруг был погожий московский день, спешили по своим делам автогравы и глифы, в скверике зеленели березки и клены. «Альтернативная реальность» закончилась. Силантьеву очень хотелось в это верить.

Он уже подходил к кабинке телепорта, когда ожил коммуникатор. Никамуры.

– Роман Витальевич! – Силантьев уже и забыл, когда она называла его так неофициально. – У нас форс-мажор!

– Что еще стряслось?

– Посольство Тестурии заявило о срочной эвакуации. Они переходят в состояние войны с Землей! Их посол не желает ничего объяснять, затребовал нибелунгер для эвакуации, немедленно. Угрожает, что если Земля не выполнит их требование, все сотрудники посольства покончат с собой. А на Тестурии взамен убьют наших, – голос Фумико дрогнул, наверное, вспомнила раструбы ультразвуковых ружей. – Они поставили такие жесткие сроки, что собирать заседание Президиума времени не оставалось, Сумматор принял решение единолично. В Контакт-Центр информация поступила двадцать минут назад, я никак не могла с вами связаться…

В горле пересохло.

– Где? – только и смог выдавить Силантьев.

– Кольцово-4. «Гелиос» стартует через час… нет, уже через сорок восемь минут!

– Успеваю.

В исследовательском городке Медея-Главная Коршунов и Утренняя Роса застряли на шесть стандарт-дней. Девушка с утра до вечера пропадала в городском детском садике. Разумеется, маленьких инопланетян среди его воспитанников не было, потому смысловица не требовалась. Но и с детьми колонистов Роса нашла общий язык буквально с лету, и заведующая с удовольствием приняла добровольную помощницу. Хилес тоже весь день проводила в мэрии, нарочито подчеркивая, что уделять особое внимание квартиранту не намерена. Обычно «сестры» уходили из дому рано утром и возвращались поздно вечером, так что Тимур был предоставлен сам себе. Его это вполне устраивало. В городке проживало без малого семь тысяч человек. Перезнакомиться со всеми за шесть дней было, конечно, нереально, но собрать местные сплетни – вполне. Кроме того, он успел побывать в лагере геологов «Белая гора», на биостанции «Экватор», слетал на экскурсию с группой туристов-«индейцев». Причем экскурсовод Витторио Куниберти закрывал глаза на то, что сверхнормативный «турист» то и дело отстает от группы. Тимур привыкал, притирался к Медее, к ее туману, к влажным лесам, к мелким голокожим обитателям, к чересчур медленной смене времени суток. А по ночам, лежа на узкой тахте, прижимая к себе обжигающе-горячее после любовной игры тело Росянки, он задавал вопросы. Почти обо всем. Почти не таясь. Иногда Росянка отвечала, иногда отмалчивалась. Но и молчание ее было красноречиво.

– Скажи, из кожи каких животных вы шьете свою одежду? Вернее, не шьете, – швов на ней нет, – выкраиваете? Это не могут быть голые обезьяны, они слишком малы.

Молчание.

– Это кожа ваших умерших соплеменников? И узор на ней – это татуировка, верно?

– Если ваши учителя проверили, что это за кожа, то зачем ты спрашиваешь?

– Так ведь узоры не повторяются. На твоей куртке – твоя татуировка. Как такое может быть?

Молчание.

– Ладно, не отвечай, если это табу. Скажи тогда, сложность узора татуировки означает иерархию в племени, верно?

– Скорее, возраст. Количество воплощений и силу тотема. Тотем растет с каждым новым воплощением, узор тоже усложняется.

– Вон оно как! Тогда сколько же тебе лет на самом деле? У тебя очень красивый и сложный узор.

Молчание.

– Значит, много. А дети у тебя есть?

– Нет. Пока нет.

– Почему? Ты не хочешь рожать? Или тебе нельзя?

– Каждый мой соплеменник хочет родить ребенка. Когда приходит время.

– Каждый?! И мужчины?

Молчание. Нет ответа.

* * *

Седьмой стандарт-день начался, как все прежние. После завтрака Тимур сидел в баре «Хороший индеец», смотрел в окно на медленный медеанский рассвет, слушал вполуха, как четвертая смена энергоцентрали, забежавшая после работы пропустить по бокалу пива, поругивает местное руководство. Мол, идут на поводу у туземцев, держат поселок на голодном энергопайке, хоть давно пора запускать вторую очередь реактора. И тут его коммуникатор ожил.